подумал.
– Они забрали мою внучку! – Яжинский уставился немигающим взглядом. – Пусть вернут…
– Боюсь, это невозможно.
– По закону…
– По закону у девочки есть мать. Она и является опекуном.
– Эта шлюха… Мы ее… пригрели, а она… Да она никто!
– Уберите, – попросил Бекшеев, разворачиваясь.
Ему хотелось добраться до конца коридора. Может… может, и дальше выйдет.
Матушка встретилась на половине пути.
Хмыкнула.
– Вижу, тебе совсем хорошо.
– Вполне неплохо.
– Тапочки?
– Не нашел.
Она покачала головой.
– Под кроватью стояли. Иди. Тебе в третью. – И все-то она знает. – Кстати, – матушка окликнула в спину. – Я решила тут остаться. На Дальнем.
– Зачем?
– Интересные показатели. У тебя. У этого твоего… Тихого…
– Тихони.
– Именно. По всем выкладкам он должен был умереть. А он жив. И второй твой приятель тоже. И ты сам. Возможно, дело в концентрации. И если так, то здесь, в месте источника силы, в альбите, можно сделать многое… Например, поставить санаторий.
– Одного этот источник свел с ума.
– Не стоит перекладывать вину на природу. Там дело, как я поняла, в том, что изначально человек был болен душой. А целители телом занимаются. Да и никто не отменял старой истины. В капле – лекарство…
– В ложке – яд, – пробурчал Бекшеев и почесал ногу о ногу.
Пол прохладный, но до третьей палаты всего ничего.
И не отличается она от прочих.
Разве что кровать у открытого окна. И на подоконнике – ваза с цветами. На кровати человек. И второй сидит рядом.
– Спит. – Зима выпустила руку. – Знаешь, мирный такой… когда спит.
Руки у Тихони замотаны бинтами. Верхний слой кожи слез, матушка говорила, но почему-то лишь с ладоней. И на груди частично. На спине.
– Во сне восстанавливаться проще. И боли нет. – Бекшеев остановился в дверях.
Надо бы пройти.
– Это да… Когда боли нет – это хорошо.
Тихоня дышит.
Грудная клетка вздымается вверх и вниз. Ровно. Спокойно. Это хороший признак. А поверх бинтов выделяется темным пятном крест.
Странно, что матушка не забрала.
Серебро почернело, но не оплавилось, и это тоже неправильно. Хотя… может, и вправду крест? Чудо? Почему бы и нет. Объяснение, если подумать, не хуже других.
– Меня Одинцов просил отдел возглавить, – пожаловалась Зима.
– А ты?
– Я подумала, что… почему бы и нет? – Она пожала плечами. – Хотя это чтобы ты согласился участвовать. Без тебя в этом отделе особо смысла нет.
О таких делах не говорят в палате, над человеком, который то ли в коме, то ли в глубоком сне.
– Не знаю.
– Согласишься, – убежденно заявила Зима. – Ты уже в это вляпался. А раз попробовав охоту, остановиться сложно…
– Честно, я пока не знаю. – Он добрался до стула и сел. И только сейчас понял, насколько слаб. – Я… в голове не укладывается, как человек мог столько натворить. И он, и княжич… Княжич дает показания.
– Хорошо.
– Что хорошего? Это… не знаю, как это все назвать! Войны же нет, а…
– А чудовища остались. – Зима повернулась, и солнечный свет, пробившийся сквозь окно, окутал ее теплым ореолом. – Когда-то, еще до войны, мы поехали на ярмарку. В соседний город. Недалеко, но тогда мне это казалось удивительным путешествием. Остановились ночевать в пригороде. Там моя двоюродная тетка жила. Замуж вышла. У нее был большой дом. И много удивительных вещей. Нас с сестрой положили спать в комнате. Ночью я проснулась. В туалет захотелось… Темно, помню. Там еще в углу шкаф стоял огромный. Я в жизни таких не видела. Вот… И когда проснулась и встала, увидела, что из этого шкафа на меня кто-то смотрит.
– Чудовище?
– Я долго стояла. Не смела шелохнуться. Я двигаюсь, и оно тоже. Я от страха разревелась… тогда-то сестра и проснулась. Она меня подвела к шкафу. Оказалось, что все просто. Лунный свет, лаковая дверца и я. Мое отражение. – Зима поднялась. – Так что… никаких чудовищ нет. Просто люди. Идем, тут обед обещали. А я, как проснулась, постоянно есть хочу. И остальных навестить надо бы.
Дверь распахнулась.
– Вы тут? – Ниночка просунула голову. – А то послали найти…
Она выглядела такой домашней в мягком полосатом халате, что Бекшеев не удержался от улыбки. И Ниночка ответила на нее, а потом виновато потупилась. Будто стыдно было.
За что?
Слегка осунулась. И весу потеряла. Но это ничего. Это восстановится.
– Что случилось?
– Так… – Она поглядела на Зиму и взгляда не отвела. – Свадьба… вроде как…
И невеста в платье, явно взятом из матушкиного гардероба, хоть и подшитом по фигуре. А растрепанный жених в больничном халате.
Отец его с донельзя довольным видом.
Медведь в кресле-каталке. Софья с Ниночкой за его спиной.
Янка с букетиком цветов. Какая-то испуганная и растерянная одновременно.
Зверь, устроившийся в углу с видом предовольным. К Бекшееву подошел. И ткнулся носом, словно приветствуя…
Матушка.
Зима улыбается. И оказывается, улыбка делает ее красивой… И подумалось, что документы на развод подписаны. А в канцелярии обещали заверить быстро. И почему-то угрызений совести по этому поводу Бекшеев не испытывает.
Наоборот.
Наденьку он не оставит без помощи. И она тоже знает. А остальное… остальное – лишнее. Кажется, она собралась поэтический салон открыть.
Пусть будет счастлива.
Священник что-то там говорил. А Бекшеев не слушал. Думал. Думалось легко. И как-то даже радостно было на душе. И предложение Одинцова он примет.
Пусть и не сразу.
Новый отдел потребует многого, а стало быть, самое время поторговаться.
Его двинули локтем в бок.
– Лицо попроще сделай, – сказала на ухо Зима. – Люди кругом.
И вправду люди.
Только люди. И никаких чудовищ.
Автор в курсе, что лапать руками улики – дело такое, не самое полезное для следствия. Однако привычка надевать перчатки относительно недавняя. Причем не только в криминалистике. Исследование многих древних останков сейчас затруднено в силу засоренности их современным ДНК, ибо опять же исследователи любили пощупать интересные штуки ручками. В общем, прогресс – он такой.
Книга вполне реальная, издательство Ростоблсовета Осоавиахима, Ростов Н-Д. 1939
Тоже вполне реальный обычай. И разумный в чем-то. Хотя и свинский по отношению к девушкам.
