Остановиться.
Сесть, потеснив в нише древнюю вазу, которая рассыпается от прикосновения. Неудобно как-то получилось, но надо дух перевести. И подумать.
…грохот жилы думать мешает.
Ничего. Собраться… пальцы вытереть об обои… совести у него нет, сказала бы матушка. А и вправду нет, закончилась. И обои все равно грязные, расползаются от старости.
…идти надо. Двигаться. Встать и вперед, потихоньку… медленно-медленно, шаг за шагом, вслушиваясь в звуки, дом наполнившие… и жила откатывает, а с ней отступает и сила, но возвращается ноющая, резкая боль. Края раны ползут, этак и требуха вывалится… хор-р-рош герой будет.
Не вываливается. Надо только руку прижать покрепче.
С жилой странное происходит, она, еще недавно гудевшая натянутой струной, вдруг замолкает. И эта тишина страшна. А струна рвется…
…больно.
Кейрен задыхается от этой чужой боли, сползая по стене, корчится, пытаясь справиться с собой. Тело плывет, плавится, меняя облик, и снова, и застревая между двумя… мутит, от силы, от слабости, от непонимания… и плач огня стоит в ушах.
Что происходит?
Надо вперед. Не важно, что происходит, позже Кейрен разберется. А пламя сворачивается, прямо под домом сворачивается, хотя Кейрен помнит старые планы.
Там гранит.
И толстая подошва скалы, которая обеспечит безопасность… но почему тогда пламя… пружина огня, которая вот-вот развернется. Его загнали в ловушку…
…кто и когда?
И звон в ушах – откат, всего-навсего откат… вперед… успевая до того, как треснет гранит… вовсе он не надежен, прорезан норами подземных ходов. И дом вздрагивает, чувствуя близость смерти. Дрожь становится все более ощутимой, а воздух пахнет огнем.
…камином.
…раскаленным докрасна камнем, старым торфом, который сушат пластами, и живым деревом. Сосновой смолой. Металлом.
Эти запахи дурманят и путают, но Кейрен идет.
Потому что ему надо. И он не понял, откуда она взялась, наверное, он просто очень сильно захотел, чтобы она появилась здесь и сейчас и была навсегда, это же не сложно, вот она и возникла из ниоткуда. А ему осталось руки сжать и сказать:
– Я тебя поймал.
…только удержать силенок не хватит. И она плачет. Почему?
– Бестолочь ты… с кисточкой.
С кисточкой. Хвост остался, он мешает, путается под ногами… куда хвост девается – интересный вопрос, и над ним надо будет подумать, хорошенько подумать вдвоем.
– Да ты еле на ногах стоишь! – Таннис вытирает слезы, а потом колючей кружевной перчаткой трет его щеки. – Нам надо…
– Уходить. – Кейрен помнит.
Слышит, как медленно, пока еще медленно разворачиваются кольца огненной змеи.
– Надо… уходить…
Он пытается спешить, но силы уходят. Жила тянет их, и мучительно осознавать собственную беспомощность. Тело вновь плывет, размывается.
И не упасть получается лишь потому, что Таннис подставляет плечо.
Стыдно.
– Прости, – из горла вырывается рык, переходящий в скулеж.
– Все хорошо. Тебе просто надо отдохнуть, да?
…метаморфозы отвратительны. Кейрен видел, каково это со стороны, когда кожа вскипает живым железом, растягивается, поддаваясь растущим костям. Выворачиваются мышцы, и порой шкура лопается, чтобы выпустить полосы чешуи. Или она проступает снизу, и сама кожа, тонкая, человеческая, отслаивается белесой пленкой.
…и назад не лучше. А когда застыл на переломе…
…нельзя отдыхать. Огонь под домом.
– Посиди здесь. – Таннис пытается отцепить его руки. – Я схожу за твоим братом… он здесь, ты понимаешь? Его тоже надо забрать.
Райдо? Он ведь обещал помочь… и он тоже слышит, как хрустит гранит под нажимом огненной пружины. Насколько еще хватит?
– Здесь недалеко и…
Кейрен пойдет с ней. За ней, пусть и в животном облике, если жиле он больше по вкусу. Он не будет сопротивляться, главное – не отстать.
И хвост… куда все-таки хвост девается?
С кисточкой.
– Знаешь, я тебе не говорила, – рука Таннис лежит на холке, – в детстве я мечтала, что однажды заведу себе большую собаку…
Смеяться все еще больно, но само то, что Кейрен способен смеяться, – уже чудо.
И она чудо.
Рядом.
Колышутся черные юбки. Черный ей не к лицу, и в его мире, который вновь нарисован углем и мелом, Таннис – единственное яркое пятно. А она черный надела…
Неправильно.
…а идти и вправду недалеко.
Вот только дверь комнаты открыта настежь. И Райдо нет. След его свежий, но запах гари стирает его и другой, затхлый, пропитавший комнату насквозь…
…тварь забралась на кровать. Она вскарабкалась по гнилому столбику, замерев, прикрытая пыльными складками балдахина. И если бы не запах, Кейрен ее не увидел бы.
Он и не увидел. Не ее – движение, которое заставило вздыбить иглы и зарычать.
– Прочь. – Таннис дотянулась до старинного, весьма с виду увесистого канделябра. – Пшел отсюда.
Тварь, поняв, что обнаружена, зашипела. И из-под кровати высунулась еще одна… две… зашевелились портьеры…
…подземники охотятся стаями.
– Отступаем, да? – подхватив юбки, Таннис попятилась к двери. – Не надо только резких движений, да? Мы медленно… потихоньку…
Твари боялись.
У страха запах оранжереи, прелый и кислый, и в то же время невыносимо-цветочный, навязчивый. Твари боялись и поэтому были опасны.
Кейрен отступал.
Медленно… слишком медленно… они ведь тоже слышат, пусть не пламя, но землю, с которой успели сродниться за столетия.
Стон ее. И шелест обвала где-то глубоко внизу. Хрип подземной реки, которая столкнулась с огненной жилой и перестала существовать. Протяжный скрежет гранита, раздираемого паром…
…мягкий хруст подземных корней Шеффолк-холла.
Уходить надо быстро, но одно неверное движение, и стая бросится. Кейрен рычит, и они отползают, всего на несколько шагов… дом замирает. Исчезают вдруг звуки. И сам мир, прежде черно-белый, становится черным.
А потом белым, нестерпимо, ослепительно-белым…
…солнце на снегу.
Огонь по стенам. Они вспыхивают сразу, рассыпая веера белых брызг. И Таннис, роняя канделябр, шипит. Она прижимает обожженную руку ко рту, озирается… твари скулят, пытаясь уйти от огня, вернуться в комнату. Дом же, медленно, но верно оседает. Подвалы его наполняются пламенем…
…бежать.
Схватить зубами за подол и прочь… платье занялось, и пришлось его содрать… юбки тоже прочь… Таннис не кричит, стиснула губы, которые превратились в тонкую линию, и сама стягивает перчатки.
Вести.
На лестницу…
…воздух дрожит, и жар чувствуется сквозь броню чешуи…
Не останавливаться.
Вверх… в окно, подойдет любое, лишь бы не заперто… и треклятый плющ сейчас почти спасение… хотя веревка надежней.
Спальня?
Хорошо. Не важно чья, хотя запах хозяина знаком и от него в горле клокочет рычание.
Выдохнуть. И вернуться, продираясь сквозь сопротивление жилы. Зато раны опять затянуло: близость жилы сказывается.
– Ты как?
Мир цветной сложен в восприятии, и Таннис, его Таннис, которая в обоих мирах одинакова, качает головой. А на руке ожог, но он – меньшее, о чем следует беспокоиться. И Кейрен содрал с постели покрывало. Ткань хрустит, рвется…
– Мы спустимся…
…дом качается, но держится.
Пока еще.
– Сейчас привяжу…
Она пытается помогать, но лишь мешает. И понимая, отступает к окну. Воздух горячий, с пеплом смешанный… не надышаться.
Почти успел.
Почти сумел, уже закрепил веревку на крестовине рамы, когда дом опасно затрещал.
– Назад!
Кейрен успел оттолкнуть ее от окна, которое вдруг провалилось внутрь, посыпалось вместе с участком стены, и пол пошел вниз. Древние опорные балки, подточенные пламенем, не выдержали веса Шеффолк-холла.
– Назад…
Он обхватил Таннис, прижав к себе, думая лишь о том, что смерть от падения – милосердней смерти в огне. И все равно выбор дрянной… камни по спине, мелкой россыпью, градом, от которого ребра хрустят…
– Все хорошо…
Его шепот тонет в грохоте обвала.
Дом оседает. И в кои-то веки Кейрену везет: массивная плита ложится над ними, защищая от камней…
…не от огня.
Вот и все.
– Мы умрем, да? – Таннис пытается повернуться, но их убежище слишком мало. И Кейрен теснее прижимает ее к себе.
– Нет, конечно.
– Врешь.
– Когда я тебе врал? Сама посуди… мы уже, можно сказать, спустились. Да, немного засыпало…
…камни сверху, пламя снизу.
– Но мы живы. И жить будем. Ты ведь можешь дышать… и я могу…
…пока еще. Воздуха не так и много…
– А значит, надо просто немного подождать. Нас откопают.
– Кейрен…
Она устраивает голову у него на плече.
– Я, кажется, тебя люблю.
– Конечно, любишь. Как иначе? Я ведь замечательный… умный… и красивый еще… и что ты смеешься?
…пусть смеется. Не важно, что будет дальше, но сейчас он хочет слышать смех своей женщины.
– Разве не так?
На губах ее – каменная пыль. И на лице.
– Так, все так… зачем ты вернулся?
