— Армяне столько не гонят, сколько мы выпиваем, — хохотнул дикарь. — Да ты не парься, чел, палёные тоже разные, и твой — в нормале.
И, подытоживая лекцию, сделал следующий глоток.
— Вы не представились, — напомнил Столяров.
— Газон, — сообщил дикарь, вытирая губы тыльной стороной ладони.
— Газон — это кличка?
— Типа.
— А зовут вас как?
— Сигизмунд Феоклистович Левый, — слегка напрягшись, припомнил Шапка. — Можешь хоть в справке про свободу поглядеть.
— А. — Слесарь помолчал. Обдумал услышанное. Выпил, промокнул рот грязноватым платком и произнёс: — Я, пожалуй, стану называть вас Газоном.
— Договорились. А ты чо такой культурный, в школе учился?
— Инженер, — вздохнул Столяров. — Теперь — жертва невидимой руки рынка.
— И чо тебе от меня надо, жертва? — спросил, прищурившись, Газон, поскольку прекрасно понимал, что просто так никто его, освобождённого, поить не станет.
— Вам, извините, деньги нужны? — немного смущаясь, осведомился Николай Матвеевич.
— Давай, — тут же среагировал Шапка.
— Дать, извините, не получится, — вздохнул Столяров. — Заработать надо.
— Э-э… — В обычном случае слово «заработать» вызывало у Газона яростную отрыжку, однако прививка, полученная в исправительном учреждении, ещё действовала, и дикарь повёл плечом: — Чо надо?
— У меня связи есть на местном кладбище, — деловым тоном поведал интеллигентный слесарь. — Поступил заказ на захоронение бродяги.
— Сколько? — перебил нового знакомца Газон.
— Пятьсот.
— Где лопаты?
* * *
— Смотри, как интересно: в начале XIX века Озёрск считался одним из самых богатых городов губернии…
— Я знаю, — кивнул Бруджа. — В то время здесь селились купцы, развивались мануфактуры… В общем, жизнь кипела.
— Но уже к концу столетия город растерял всё своё преимущество, превратившись в то поселение, которое мы знаем: скромный районный центр. — Эльвира закрыла книгу и выразительно посмотрела на Петра. — Здесь случился мор?
— Здесь не случилось железной дороги, — объяснил вампир. — Мозгами местные купцы остались в екатерининских временах, считали, что водного и санного пути достаточно для нормальной деловой активности, и даже приплатили инженерам, чтобы те не прокладывали сюда пути.
— Но ведь здесь есть вокзал, — удивилась девушка.
— Боковое ответвление, построенное во время Первой мировой, — объяснил Бруджа. — А в XIX веке железная дорога сюда не пришла, и торговля с промышленностью захирела. Ничего личного, просто трудно везти сырье и вывозить товар.
— Озёрск стал жертвой невидимой руки рынка?
— Я бы сказал: стал жертвой глупости и недальновидности своих вождей.
Эльвира рассмеялась.
Сегодня они коротали вечер не на террасе, а в выходящей на неё гостиной, но даже приоткрывать окно не стали — слишком уж свежий ветер дул с озера, — любовались закатом через стекло. Эльвира — на подушках, Пётр — сидя на ковре, опершись спиной на диван. И пальцы девушки нежно перебирали его густые волосы.
— Ты так много знаешь об Озёрске…
— Жизнь заставила.
— Ты мог бы просто приезжать сюда, по делам, но ты…
— Интересовался.
— Да.
— Я… — Вампир усмехнулся. — Само получилось, если честно. Приходилось много общаться с местными, вот и узнал.
— И не забыл.
— Я могу забыть что угодно, но только не то, что связано с Озёрском, — ровно ответил Пётр. — Об этом городе я помню любую мелочь.
— Понимаю… — Эльвира привстала, взяла со столика бокал с белым вином, пригубила. — И…
Ещё один глоток.
— Что «и»? — негромко спросил Бруджа.
— Ничего. Извини.
По тону Эльвиры было понятно — девушка сама не рада, что невольно подтолкнула к продолжению разговора, и данное обстоятельство возбудило интерес Петра.
— Расскажи, — мягко попросил он.
Она слишком хорошо знала любовника, чтобы отнекиваться.
— Тебе будет неприятно.
Ещё глоток вина.
— Уверена?
— На сто процентов.
— Всё равно скажи, — подумав, попросил вампир. И выставил назад руку, в которую девушка аккуратно вложила бокал.
— Мы никогда не говорили об этом, но… — Голос Эльвиры стал очень-очень мягким. — Ты уверен, что твой отец до сих пор жив?
Помрачневший Бруджа одним глотком выпил почти всё вино из бокала.
— Прости, — вздохнула девушка.
— Не за что. — Пётр повертел в руке стекляшку. — Я ведь понимаю, почему ты спросила.
— Я…
— Ты боишься, что я окажусь не готов к тому, что может… — Голос предательски дрогнул. — К тому, что я могу найти…
— Да. — Эльвира наклонилась и поцеловала вампира в макушку. — Спасибо, что понял меня.
— Я всегда понимаю. — Его холодные пальцы нежно пробежали по руке девушки. — Я тоже думал об этом. И даже ставил эксперименты, испытывал… — На его губах заиграла жестокая усмешка. — Я загонял масанов в туман, запечатывал в ёмкости и оставлял на много-много лет…
Бессердечно, безжалостно, жестоко… Но какое это имеет значение? Ведь он должен был понять, что будет с отцом! Жизни сородичей не имели для Бруджи никакого значения — отец, вот кто стоял на первом месте.
— И что? — спросила Эльвира.
— К сожалению, никто из подопытных не был даже вполовину так силён, как мой отец.
— Чем закончились эксперименты?
— Не очень хорошо, — не стал врать Пётр. — Потом я узнал, что несколько столетий назад эрлийцы, с позволения Тёмного Двора, разумеется, проводили аналогичные опыты… Самый сильный масан продержался девяносто три года… Так что время у меня есть.
Он допил вино и резким жестом отставил бокал.
— Масаны стареют в тумане?
— Да.
— А память? Сознание…
— Естественно, — вздохнул Бруджа. — И об этом я тоже думал. — Пауза. — Отец совсем один. В темноте. Он всё понимает. Ждёт помощи, а я… Я схожу с ума… Ведь это я во всём виноват… Я!
— Ты ни при чём. — Эльвира соскользнула с дивана, положила руки Петру на плечи и заглянула в глаза: — Ты — хороший сын. Ты делаешь всё, чтобы его спасти.
— Но пока не спас.
— Рано или поздно спасёшь.
— Рано или поздно. — Вампир справился с собой, и теперь в его голосе звучала не паника, а лёгкая грусть. — Давай кого-нибудь убьём?
— Нельзя убивать слишком часто, — улыбнулась девушка. — Нас могут вычислить.
— Давай убьём так, чтобы никто ничего не заподозрил.
Эльвира провела рукой по щеке Петра.
* * *
Громкие раскаты музыки, прерываемые утробным речитативом диджея, били по ушам отбойными молотками, цветные лазеры расстреливали глаза, молодёжь на танцполе орала, размахивала руками и обливалась шампанским. Полуголая девушка на шесте извивалась потной змеёй.
Всё шло здесь как обычно.
— Это кто? — осведомилась Эльвира, с деланой небрежностью глядя в глубь зала, в темноту, в которой укрылись «тихие» столики, обитатели которых не желали громкой музыки и танцев.
— Ещё не знаю, — промурлыкал Анисим, в очередной раз посмотрев на яркую брюнетку, компанию которой составлял известный озёрский опер.
— Что?!
Тон белокурой красавицы ясно дал понять, что ответ оказался неверным, и Чикильдеев, кашлянув, заставил себя отвести глаза от незнакомой прелестницы:
— Не знаю, кто это. Возможно, новая учительница…
— Школьная мымра?!
— Ага. О ней весь город говорит…
— То есть ты о ней слышал? — возмутилась блондинка.
— Э-э… — Чикильдеев понял, что спалился. — Краем уха.
— Анисим!
— Честное слово.
— Правда?
— Озёрск невелик, тут каждый новый человек как на сцене, и все начинают его обсуждать…
При этом Анисим умолчал, что появление самой Эльвиры потрясло городок не меньше, чем пришествие новой учительницы. Эффектная блондинка, да к тому же богатая, и вдобавок — деловой партнёр самих Чикильдеевых в деле создания элитного курорта, да к тому же — через несколько дней — не просто деловой партнёр, а почти официальная спутница Анисима… В общем, пищу для сплетен Эльвира дала калорийную, но теперь её время прошло…
— А что за парень с ней? — осведомилась девушка, поймав на себе пристальный взгляд спутника учительницы.
— Ройкин, — коротко ответил Анисим. — Полицейский…
— Выпьем ещё? По коктейлю? — Дима — в бежевом пиджаке и узеньких, тёмных, с отливом, брюках — деликатно прикоснулся к плечу девушки. Он вёл себя сдержанно, однако иногда, когда момент благоприятствовал, не отказывался от намекающих прикосновений. Лера относилась к подобным проявлениям с пониманием и замечаний кавалеру не делала.
— Согласна! Ещё по одному!
— Всего по одному? — притворно удивился Ройкин.
— Там видно будет, — в тёмных глазах девушки мелькнуло обещание.
