– Сами напросились, – констатировала Йонсон, поднимая учебник двумя пальцами и отчаянно сопротивляясь тошноте.
– Его что, вырвало? Прямо на ковер? – Робин зажала рот обеими руками и позеленела.
– Блестящая наблюдательность! – кивнула та. – Похвали его, Варлоу. Кроме шуток. Он просто выполнил команду. Я вообще думала, что это невозможно. Хвали! Немедленно! Все хвалите.
– А потом что? – спросила Би, но снова зажала рот.
– Скатаем ковер и отнесем в ванную комнату. Там попробуем отмыть, других предложений нет, – призналась Урд.
Эмьюз потерла ушибленный бок. Хвалить Синего за то, из-за чего подругам выть хочется, казалось бредом. «Он зверь и не понимал, что делает», – пришел на помощь внутренний голос. – «Вспомни разбитую чашку чая. Синий тогда тоже пытался сделать, как лучше».
– Умница, – грустно произнесла Тень, и остальные девочки отозвались тихим эхом.
Пока Урд и Клер собирали испорченный ковер, Робин решила побороть отвращение и попробовала очистить обложку влажным носовым платком.
– Тут что-то прилипло, – перевернув учебник, сообщила она. – Конверт… с письмом.
– Ого! – Йонсон обернулась. – Кому и от кого?
– Марии Тэсори, от… размазано. – Би согнулась пополам в попытке удержать ужин внутри.
– Дай. – Урд выхватила конверт. – Чего непонятного? От Франческо Тэсори. Запечатано.
– Не может быть. – В памяти всплыл дневник из вереницы бесцветных дней, закончившихся черным пятном. – Ческо умер – и давно. Сейчас ему было бы около пятидесяти. Это сын моей… тетки.
– Какой «тетки», ты же Тень? – начала было Клер, но прикусила язык под испепеляющим взглядом бешеных глаз. – Так вы почти родственники… А что с ним случилось?
– Не знаю. – Девочка приняла из рук подруги перепачканный конверт. – Тэсори делает вид, что его вовсе не существовало.
– Самой еще месяца нет, но она уже в курсе… – не поверила Урд.
– Нашла его дневник. – Эмьюз покраснела.
– И прочла?! – Йонсон подняла брови.
– Прочла, – на грани слуха прошептала бедняжка. – Моя тетка… убила Танцора. Того, которому служила. Вдруг это как-то связано?
Би закашлялась.
– Слабонервная. – Голос Урд тоже сбился на шепот. – Мухой волоки коврик в ванную и возвращайся. Отмоем потом.
Робин выскочила в коридор так, будто ей вовсе не хотелось спать, а довольно толстый ковер не весил ничего.
– Вот думаю, за что я тебя люблю, Варлоу, – в гробовой тишине голос казался громким. – так за то, что у тебя все через… то место, о котором в приличном обществе вслух не принято. Как хорошо, что ты о себе много сразу не рассказываешь. У меня бы случился разрыв сердца от счастья, или мозги бы вскипели и вытекли через уши.
– Ничего не пропустила? – Би, задыхаясь, влетела в комнату.
– Тут «пропускать» пока нечего. – Йонсон нахмурилась. – Последнее слово за тобой, Варлоу. Вскроешь конверт? Там ведь может быть какая-нибудь чепуха, навроде поздравления с днем рождения. А может, еще одна страшная тайна твоей «тетки».
– Я хочу найти там ответ, за что она вычеркнула Ческо из своей жизни. – Признание напоминало желание, загаданное у фонтана.
– Вперед! – подбодрила Урд.
Электрический свет мигнул и погас в самый неподходящий момент. Подружки сперва испугались, решив, что это снова Синий. Только монстр мирно прикидывался мебелью.
– Не беда, сейчас исправлю. Флагра! – Клер раздала голубые огоньки.
Сгрудившись у дальней стены между кроватями, подруги с нетерпением уставились на Эмьюз, которая неверными пальцами надорвала конверт и резко выдохнула.
– Сомневаешься – не станем читать. – Робин закуталась в покрывало.
– Я не сомневаюсь. Я боюсь. – Девочка достала свернутый пополам лист, явно вырванный из того самого дневника.
Знакомый почерк плясал и расплывался. Мисс Варлоу часто заморгала, заставляя усталые глаза подчиниться, но те не слушались.
– Давайте читать по очереди? – предложила Клер.
– Я цитаю плохо, – смутилась Нуо. – Плививка ласплостланяется только на лесь.
– Предложила, значит, ты первая! – Урд передала лист девочке с разноцветными волосами.
Голубые блики приплясывали на стенах и мебели, окрашивая лица и руки подруг в цвет тайны. Сердце Эмьюз колотилось и подпрыгивало: все попытки успокоиться с треском провалились, а Клер никак не начинала.
– «Здравствуйте, мама!» – наконец произнесла она и побледнела. – Нет, я не могу…
– Попытка номер три. – Урд снова забрала у той лист и откашлялась. – «Всегда думал, что тяжело звать Вас так потому, что это неправда, но теперь понимаю настоящую причину. Я просто не достоин. Теперь я дивный. Когда Вы обо всем узнаете, меня уже не будет. Ненавижу себя! Мама… Мамочка… я ведь даже не подозревал, что в той проклятой сумке бомба! Это не оправдание. Жаль, Вы не смогли найти меня и отругать хорошенько, до того, как непоправимое уже случилось! После всего, если я останусь жив, только отсрочу неизбежное и причиню боль. Вам ведь придется присутствовать на судах, я и без них понимаю, что виновен. Не желаю, чтобы Вы прошли через это из-за меня. Искренне раскаиваюсь и не вижу смысла жить дальше. Я достаточно опозорил фамилию, которую Вы мне дали, казнь по приговору Трибунала будет лишней».
Урд отвернулась. Тонкие влажные полосы на ее лице поблескивали, но девочка словно не замечала их.
– Хаулинг, с четвертого абзаца, – попросила она.
– «Я не самоубийца». – Подружки невольно сбились плотнее. – «Хотя бы этого греха не будет на моей совести. Вторые сутки сижу в темноте, держа дверь под прицелом. Тени обязательно придут, и я встречу смерть с честью, если для меня это вообще возможно. Прошу прощения за все. Долго перечислять… за ослиное упрямство, за неблагодарность глупого мальчишки и за последний побег. Очень надеюсь, что Синий доберется до Вас раньше, чем известия о том, как я умер. Пусть поздно, но я счастлив звать Вас матерью и бесконечно опечален, что не оправдал Вашего доверия. Прощайте, мы больше не встретимся. Ваш любящий сын, Франческо Тэсори. И дата…»
Тишина звенела в ушах. Время шло, но никто не мог найти в себе сил пошевелиться. Эмьюз кожей чувствовала чужие мысли. Огоньки на ладонях истончались и гасли, а тягостное молчание нарастало снежным комом. Казалось, стоит произнести хоть слово, и прозрачное молчание рассыплется хрустальными осколками.
В памяти всплыл портрет, таинственным образом пропавший со стены… портрет Ческо. Вот какое страшное преступление Росарио ему не простила, так и не узнав правды. Более того, Эмьюз могла поклясться, что поняла, из-за чего точно тетка убила своего второго Танцора. Самое забавное, что Эмьюз не осуждала ее, хотя, по логике, должна была.
– Похоже, Синий оплошал. – Урд поднялась на ноги и, пошатываясь, побрела к окну. – Ты передашь письмо вместо него?
– Да. – Тень сложила лист обратно в конверт.
– Пора будить нашего друга. – Робин потерла глаза и зевнула.
– А нам мыть ковер… – добавила Клер.
Эмьюз перебралась на кровать и достала из-под подушки черную рацию. Слишком утомленная, чтобы нервничать или колебаться, она утопила широкую кнопку до упора и позвала:
– Клаус, проснись. – Несколько мгновений ожидания, и кирпичик отозвался густым шипением.
Мисс Варлоу отпустила кнопку и прислушалась.
– Я с тобой. – Голос мальчишки хрипел, но звучал уверенно. – Дай мне пятнадцать минут, чтобы привести себя в порядок, и засыпай сама.
– Хорошо. – Эмьюз зачем-то кивнула, хоть и понимала, что Клаус не видит ее.
– Как ты? – вдруг спросил он. – Все в порядке?
– Да, а ты? – В лицо ударил жар.
– Уже скучаю. – Би споткнулась обо что-то на полу и едва не упала. – Засекай пятнадцать минут. Мне хватило бы и пяти, но осторожность не бывает лишней. Увидимся. Конец связи.
Рация зашипела и затихла.
– Ты б разделась. – Урд присела на краешек кровати.
Эмьюз хотела ответить, что «не может подняться», но только замычала.
– Ясно, – улыбнулась та. – Давай я помогу.
Урд легко подняла девочку на руки.
– Хаулинг, расстели постель по-человечески, – попросила она. – Клер, иди сюда.
Тень закрыла глаза. Эмьюз могла только не мешать подругам. «Вот что чувствует Софья». – Расстегнув несколько верхних пуговиц, Урд стянула с девочки рубашку, едва не оставив бедняжку без ушей.
– Продень руки, – Клер усадила мисс Варлоу на кровать. – Уверена, что именно это у ночной сорочки должно быть спереди?
– Уверена, – отрезала Йонсон. – Посмотри: есть бантик, нет бантика. Ты там не спишь?
– …нет, – с трудом выговорила Эмьюз.
– Умница, только глаза открой, – улыбнулась Би. – Столько времени ждала, а пятнадцать минут – уже десять – потерпеть не сможешь?
Одеяло сегодня казалось гораздо мягче, чем обычно, а подушка будто пахла травами. Тень подняла свинцовые веки: мысль, за которую мертвой хваткой уцепилось растворяющееся сознание, нашлась не сразу.
