Но внезапный приступ бабушки снизил мою злость.
Сколько раз я бегал со своей родной Ба — возил по поликлиникам, таскал передачки в больницу, когда ей меняли клапан на сердце… Словом, время для разборок еще будет.
Надеюсь.
***
— Миш, — Оля устало прислонилась к дверному косяку. — Бабушка тебя зовет.
Я отставил чашку с остывшим чаем в сторону.
— Ей лучше?
— Да. Доктор только что ушел. Иди к ней.
Я переглянулся с наставницей. Матильда коротко мне кивнула — к ней вернулась привычная сдержанность, словно и не было никакой безумной баронессы. Биполярочка, не иначе.
— Ступай, Михаил, — сказала наставница. — Потом, если все будет хорошо, поедем в город. У меня планы на вечер.
Я торопливо выбрался из-за стола и направился в малую гостиную, где разместили бабушку. Наверх в ее спальню поднимать не стали — из соображений оперативности.
Стараясь не шуметь, я осторожно открыл дверь и пробрался внутрь. Малая гостиная имела еще и функцию библиотеки — наш особняк был не очень большим, и отдельного помещения под читальный зал не предусматривалось. Отец и дед любили проводить здесь вечера. Да и я нашел пару приятных воспоминаний об этом месте, покопавшись в памяти прежнего Миши. Занятно, что сейчас стало гораздо легче вспоминать чужую жизнь. Видимо, возвращение духа в Род и правда прошло удачно.
— Мишенька, это ты? — я подошел на слабый голос бабушки. Она лежала на кушетке, накрытая узорчатым шерстяным одеялом. И казалась слабой и тонкой.
— Ты меня звала.
— Да. Раздвинь, пожалуйста, шторы, мон шери. Люблю глядеть на луну.
Я быстро выполнил просьбу и вернулся к кушетке.
— Как ты, Ба?
— Присядь, Мишенька.
Я расположился в кресле рядом с кивернитией.
— Сейчас уже получше?
— Конечно. У нас хороший лекарь, пусть и рангом слабоват. Но дело свое знает, — она улыбнулась. — Вы еще не скоро повезете меня в лазарет для одаренных.
Что ж, тем лучше.
— Так о чем ты хотела поговорить?
Бабушка устроилась на подушках поудобнее и протянула мне руку.
— Я позволила себе небольшую вольность, когда ты общался с Родом. Еще когда ты только приехал. Я увидела, что твоя душа мечется и не знает покоя. Прости, что сделал это без спроса.
— Что ты сделала?
— Немного залезла тебе в душу. Не в голову, в душу. Я же не менталист… Поэтому воспользовалась силой Рода. И образы, которые мне показал поток, очень меня обеспокоили, мон шери.
— Мне неприятно, что ты сделала это без спроса, — резче, чем собирался, сказал я. — Это недопустимо. Больше так не делай.
— Я беспокоилась о тебе.
Ага, о прежнем Мише вы тоже пеклись. И вот чем это закончилось.
— Дай слово дворянки, что более себе подобного не позволишь. Я почитаю тебя как старшую женщину рода и уважаю твой бесценный опыт. Но лезть внутрь себя больше не позволю.
— Прошу прощения, — поджала губы бабушка.
Она явно не ожидала от меня настойчивого отпора. Что ж, вы сами хотели призвать сильного духа — получайте. Я всегда был добрым парнем, но добро у меня с кулаками.
— Итак? — поторопил ее я.
— Слово дворянки, что больше не стану читать тебя без твоего согласия, Михаил.
Я кивнул.
— Благодарю. Но раз уж случилось то, что случилось, что именно тебя насторожило?
— Ты ищешь. Тянешься к знаниям, что должны быть под замком во благо всех нас. Но ты продолжаешь искать.
Я хмыкнул. Неужели поток показал ей мои потуги в расследовании? Казалось бы, она одна из первых должна быть заинтересована в моем успехе и поимке таинственного Радаманта. Все же дядя Андрей был ей сыном, хотя тепла между ними я не помнил. И тем не менее.
Сухая морщинистая рука накрыла мою ладонь.
— Прекрати поиски, Мишенька, — прошептала бабушка. — Ради всего святого не лезь в это. Ничем хорошим не закончится — ни для тебя, ни для нас, ни для всех остальных. Пусть то, что должно быть сокрыто, останется тайным.
Я напряженно уставился в ее усталые слезящиеся глаза. Она выдержала мой взгляд и отлично держала лицо. Голос ее дрожал от усталости и перенесенной боли, но лицо оставалось непроницаемой маской. Сразу видно, кого воспитывали дворянином с самого детства.
— Эту тайну хочу раскрыть не я один. И, думаю, у того, кто едва не разнес наше кладбище, получится сделать это куда быстрее.
Бабушка мотнула головой.
— Все это — дела давно минувших лет, мон шери. Не стоит ворошить прошлое. Нам, — она обвела рукой пространство вокруг себя, — особенно. Иначе тебя просто убьют. И убьют не те, от кого ты этого ожидаешь.
— Что ты имеешь в виду? — Я подался вперед, но бабушка отвернулась.
— Я все сказала. Между строк читать ты умеешь, а говорить об этом открыто и вслух опасно. Даже здесь — опасно. Теперь ступай и делай все, что велят тебе Корф и эта несчастная мадемуазель.
Она перевернулась на другой бок, давая мне понять, что аудиенция была закончена.
— Во что вы вляпались? — я вскочил с кресла и навис над ней. — Хоть ты скажи! Мы так не договаривались, когда вы затащили меня сюда.
Она не ответила. Пару мгновений спустя комнату наполнили звуки храпа.
Ну ё моё.
— Мы не закончили, — я направился к двери и обернулся. — Я докопаюсь.
Только осталось дождаться повода, который развяжет мне руки перед Корфом.
***
Черный немецкий монстр медленно катился по загруженному Вознесенскому. Нас с Матильдой угораздило въехать в город в самый час пик, поэтому мы добрых полтора часа толкались по городу. Леня недовольно урчал, жрал бензин в исполинских масштабах, а я все прокручивал в голове предостережения бабушки.
Все, кроме Радаманта, настойчиво намекали на то, что мне не стоило ворошить прошлое. Из всех одаренных и посвященных в связь нападений лишь человек с кривым лицом подначивал меня влезть в это дело еще глубже. Вербовал, зараза.
А я лавировал где-то посередине, не желая примыкать ни к тем, ни к другим. Но любопытство брало верх. И что-то подсказывало мне, что когда я наконец-то докопаюсь до истины, и если докопаюсь, то одну из сторон мне все же придется занять.
Выбор все равно придется сделать. Но прямо сейчас я предпочитал играть за себя, не вредя при этом другим. Интересно, долго ли у меня получится так выплясывать?
— Аллилуйя! — Матильда припарковалась на именном месте во дворе особняка. — Не выношу пробок.
— Согласен. Бессмысленная трата времени, — рассеянно ответил я.
— Михаил, ты чего?
Я поднял на нее глаза.
— В смысле?
— Чего раскис?
— Все нормально, ваше благородие. Просто задумался.
— Ты мне главное скажи — с силой стало
