«Место удобное: можно незаметно перебраться через ограду и оказаться в парке музея…»
Подойдя ближе, архитектор внимательно осмотрел бурые потёки на прутьях решётки, после чего перевёл взгляд на двор, в глубине которого, за деревьями, маячило двухэтажное здание музея, старинное, сложенное из красного кирпича и с большими, забранными решётками окнами.
«Интересно, что здесь делал бомж? Ночевал? Скорее всего… Или хотел что-то украсть из музея? Вряд ли украсть… Скорее, ночевал и стал нежеланным свидетелем чего-то. Если, конечно, его смерть и в самом деле убийство».
К сожалению, Сулир был средним магом, даже морок — в данном случае заклинание невидимости — он предпочитал накидывать с помощью артефакта, чтобы не тратить лишних сил, и потому не мог провести полноценное расследование методами Тайного Города. Однако место смерти бомжа — парк музея — заставило шаса насторожиться.
«Возможно, я перестраховываюсь, но лучше так, чем прозевать чужой выпад…»
Кумар вышел из тупика, посмотрел на толпу — челы продолжали обсуждение, — кивнул головой, хмыкнул, зашёл в тень пышного куста, скинул морок, вновь став видимым, поправил шляпу, собираясь как можно быстрее вернуться в отель, и едва не подпрыгнул, услышав неожиданное:
— Ну, ты прямо фокусник, мля!
«Вот ведь некстати!»
В том, что это был именно шас, Газон нисколечко не сомневался. Определил с первого взгляда: чёрненький, носатый, деловой… А когда низенький отошёл от челов и пропал, последние сомнения дикаря развеялись.
«Заморочился, значит, ему интересно…»
Шапка понял, что шас отправился изучать место преступления, и остался ждать результата, попутно гадая, с какого перепуга дорогостоящего шаса — а нищебродов в этой семье отродясь не водилось — занесло в глухую человскую провинцию, в которой он, цивилизованный Газон, оказался исключительно потому, что колонию построили рядом.
— А так — фиг бы вы меня сюда заманили, — пробормотал дикарь, потягивая коньяк из плоской фляжки, которую ему подарил новый друг. — А вот зачем ты сюда прибыл — вопрос, мля…
По общему мнению обитателей Тайного Города, шасы даже чихать отказывались, не видя прибыли, и потому вывод Газон сделал однозначный: пребывание в подобной Озёрску тмутаракани обещало носатому колоссальный доход, а значит, следовало попробовать пристроиться и откусить от шасского пирога пару крошек…
Что такое тмутаракань, дикарь не знал, но словно было красивое, поэтому Газон его запомнил и даже наловчился употреблять вполне к месту.
— А эти крошки могут оказаться очень даже жирными…
И Шапка погрузился в прелестные мечты о том, как шас становится обладателем огромного богатства — как именно становится, мечта умалчивала, но, в представлении дикарей, шасы чисто физически не могли стать обладателями среднего или, допустим, мелкого богатства — только огромного. Заполучив положенное, носатый временно забывает о семейной жадности и щедро награждает своего верного помощника толстыми пачками длинных рублей… После чего он, обогащённый Газон, запрыгивает в седло верного мотоцикла и мчится по окрестным дорогам, хохоча и празднуя.
Мечта, как, впрочем, и все остальные мечты дикаря, оказалась необычайно реальной, и потому расслабившийся Газон едва не прозевал возвращение будущего благодетеля.
— Ну, ты прямо фокусник, мля!
— Понравилось?
— Ещё как!
— Спи дальше.
— Какой уж теперь сон… — Дикарь по-деловому улыбнулся, напомнив Кумару, что явно пропустил плановый визит к стоматологу, и предложил: — Побазарим?
— А у тебя деньги есть со мной базарить? — Сулир попытался отбрить приставалу классическим шасским способом, но потерпел поражение.
— Главное, что они у тебя есть, — уверенно ответил Газон. — А мне нужны.
— Чтобы до Москвы добраться? Так это я организую.
— Не хочу возвращаться в Южный Форт нищим, — сообщил дикарь. — Хочу приехать на мотоцикле верном, чтобы ещё бухло было и девка…
— Зачем?
— Затем, что тогда все подумают, что в человских колониях денег много раздают, и туда отправятся. А я снова стану уйбуем и, может быть, даже фюрером.
Неожиданный прагматизм заставил Сулира умолкнуть и продолжить диалог секунд через десять:
— А то ваши не знают, как в человских колониях и тюрьмах всё устроено.
— Наши — знают, — не стал скрывать Газон. — А вот зелёным ведьмам вряд ли известно, что ты тут делаешь. И зачем ты это делаешь.
— Что я делаю?
— Не знаю, что именно, только челы местные помирать начали. И зелёные ведьмы…
— Давай пока не будем о зелёных ведьмах, ладно? — Шас почесал подбородок. Он уже понял, что дикаря придётся «брать на буксир», и прикидывал плюсы и минусы ситуации. В плюсах значилось появление знакомого с реалиями Тайного Города помощника, которому не нужно ничего объяснять и можно направить на любое связанное с колдовством дело. Жирным минусом было всё остальное, начиная от способностей этого помощника исполнять поручения. — Ты как здесь оказался?
— С зоны откинулся.
— И справка есть?
— Канеш! — Дикарь протянул шасу успевшую замызгаться бумажку. — Сам смотри.
Архитектор брезгливо развернул документ, прочитал первую строчку и закатил глаза:
— Сигизмунд Феоклистович Левый?
— Ага.
— Откуда у тебя такое имя?
— В карты выиграл, — важно объяснил Шапка. — Нашатырь в сику проигрался и паспорт поставил, вот я и выиграл.
— Хорошо, что вы с ним настолько похожи, даже фотографию переклеивать не пришлось.
— Ага. Он тоже в бандане ходит. — Газон понял, что поскольку шас до сих пор не ушёл, то вероятность их сделки почти стопроцентная, и слегка расслабился. А расслабленный Шапка начинает борзеть практически сразу. — Слушай, барыга…
— Я не барыга, я архитектор.
— Это как? — не понял дикарь.
— Я придумываю дома, а челы их строят.
— То есть ты строитель?
— Ну… да.
— Молдаванин?
Чего-чего, а национализма, тем более — от Шапок! — шасы не терпели в принципе. В смысле, они вообще мало чего от мало кого терпели, но панибратствовать с дикарём! Такое Сулиру и в страшном сне не могло присниться.
— Так чего тебе надобно, Левый? — осведомился шас, возвращая Шапке документ.
— Денег, — осклабился тот.
— Деньги ещё заработать надо.
— Я умею. — Газон припомнил тяжкое копание могилы, машинально посмотрел на трудовые мозоли, скривился и добавил: — Только лопатой больше махать не стану.
— А чем станешь? Может, у тебя профессия какая-то есть?
— Не… — Шапка понял, что контракт утекает, и слегка приуныл.
— Бульдозерист? Экскаваторщик? Сварщик?
— Может, эта… ограбить кого надо? — с надеждой осведомился дикарь.
В принципе именно для подобных дел шас и планировал оставить Левого при себе, но не смог остановиться и продолжил измывательства:
— Ты докажи мне, что нужен. Чем ты можешь быть полезен?
— Э-э… — Газон глотнул из фляги и вдруг хлопнул себя по лбу: — Могу!
— Что можешь?
— Я ведь тут всё видел! — Дикарь кивнул в сторону музея. — Вот.
И понял, что угадал: чёрные глаза шаса вспыхнули.
— Рассказывай.
— А к делу пристроишь?
— Не брошу, — решительно ответил архитектор. — Говори.
— Я вчера того… — Воспоминания потребовали от Газона таких усилий, что пришлось сделать ещё один глоток.
— Выпил, — нетерпеливо помог собеседнику Сулир.
— Ужрался, — уточнил глотнувший Левый.
— Поздравляю.
— Есть с чем, — серьёзно произнёс дикарь. — Я с тюрьмы так не нажирался.
— И что же ты в таком состоянии мог увидеть? — с сомнением спросил шас.
— Мало, — не стал скрывать Шапка. — Я проснулся…
— От воя сирен?
— Нет, главный, я проснулся от того, что бомж подох. От хрипа предсмертного… — Газон прищурился. — Я всегда от такого просыпаюсь. Однажды даже всех спас, когда нас Гниличи резать пришли, а мы все спали…
— Об этом потом расскажешь, — перебил дикаря Сулир. Помолчал, словно выжидая, и задал очень важный для себя вопрос: — Ты уверен, что бомж не сам напоролся?
— Уверен, главный, — кивнул Шапка. — И я, главный, видел убийцу, как тебя сейчас.
* * *
Хотелось выпить.
И выкурить сигарету.
Сначала выпить, потом покурить. Потом повторить… Нет, не просто повторить, а сделать и то и другое одновременно. Стрелка указателя настроения стояла совсем рядом с чёрточкой «ноль», и надо было решать, что делать. Можно вернуться в «Стёкла» и нажраться. Можно поехать в участок, написать рапорт, нажраться и переночевать в кабинете, на диване, как бывало уже и не раз, но… Но сегодня Диме кровь из носу не хотелось оставаться одному.
Абсолютно.
И поэтому он поехал к старому дому с маленьким двориком и кривой берёзой у единственного подъезда. Поехал без особой надежды, не рассчитывая, что девушка его ждёт, но, к радости своей, увидел, что окошко рядом со старой берёзой светилось.