– Гут. – Отто демонстративно достал из ящика стола небольшую шкатулку, отомкнул ее ключом, болтавшимся на цепочке у него на груди, и спрятал плашку. – Что-то еще?
– Вы нашли растение, о котором я говорил профессору Финну? – прямо спросил он.
– Сейчас! – Самостоятельный старичок встал на четвереньки и постарался нащупать носком стопку книг на полу.
– Позволите? – Джулиус протянул руки и осторожно снял гоблина со стула.
– Благодарю. – Господин Отто учтиво поклонился и поспешил к окну. – Знали, что это не софсем растение?
На подоконнике в углу обнаружилась кадка с одним единственным тонким изумрудным побегом.
– В каком смысле? – уточнил Коллоу.
– Это стебель Фетреницы, – пояснил гоблин. – Удифительное существо доброфольно отдало частичку себя для наших научных изысканий.
Воображение взбесилось. «Конечно! Ветреница! Чувствительный куст из сна», – только уважение к хитрому гоблину удерживало Джулиуса от того, чтобы выскочить из комнаты и помчаться в парк. – «Наивно полагать, будто она помнит те события… но вдруг? Что если Ветреница прольет свет на личность Малькольма-Сириуса?».
– Почему никто не изучаль ее? – вещал Отто, сцепив пальцы замком на животе. – Фсе это фремя Фетреницу считали дриадой, а это ф корне не ферно! Она уникальный фид.
– Ветреница разумное существо, – пожал плечами Коллоу. – Она не хотела быть предметом исследований.
– Чушь! – фыркнул гоблин. – Фы, люди, разфе «неразумные»? А это не помешальо науке и не мешает сейчас. Фы исследуете себе подобных, чтобы понять, как улючшить сфою шизнь, как лечить сфои болезни, и Тени тоше не на пустом месте фозникли. Кто-то и их изучаль.
– А на что вы, собственно, обижаетесь? – улыбнулся Джулиус. – Лавры первопроходца не устраивают?
– Не люблю, когда гофорят глюпости, – отрезал зеленый профессор.
Коллоу искренне считал стариковскую сварливость Отто забавной, поэтому и не думал принимать его слова на свой счет.
– Как далеко вы продвинулись в своих опытах? – пропуская гоблина обратно к столу, спросил он. – Девочка должна стать полноценной Тенью как можно скорее. Пока опять не нашла неприятности. Серьезно мешает только состояние ее здоровья. Понимаете?
– Мне не очень интересно, что бедняшка дольшна фам лично, – воздохнул Отто. – Но, боюсь, результаты неутешительные. Любофные зелья не зря попали ф список запрещенных. Их эффекты непопрафимы. Потребуется несколько лет, чтобы создать подобие лекарстф. Такого фремени у меня нет. Я слишком стар. Фариант решения проблемы, который могу предльошить сейчас, мне не нрафится. Да и ф тюрьму я не хочу.
– Любую ответственность я беру на себя, – заверил Джулиус.
– Если бы фсе было так легко. – Гоблин вскарабкался обратно на стул. – Стебель Фетреницы – отличный материал. Гипотетически из него получится некий состаф, способный раз и нафсегда застафить остыть фсякие чуфства по отношению к определенному чельофеку.
– Звучит не так уж и страшно, – отметил Коллоу.
– Но речь-то идет о моем единстфенном фнуке! – Старичок стащил с себя очки и потер усталые глаза. – Я не шеляю до конца сфоих дней фидеть его боль. Что там! Я даше погофорить с ним об этом не решаюсь. А нофое зелье дольшен дать именно он.
На какое-то мгновение Джулиус испугался, что Отто откажется от исследований. Странно было видеть его озабоченным моральной составляющей вопроса. Коллоу считал, что для таких, как Счастливчик или этот гоблин, наука величайшая ценность. С другой стороны, у Итона никогда не было семьи…
– Фы сделяете это за меня? Погофорите с ним? – Отто рассеяно подобрал со стола колбу, взболтал и вернул на место.
– Разумеется, – с нескрываемым облегчением подтвердил Коллоу.
– Я сфяшусь с фами, когда мой фнук проснется.
Джулиус вышел на улицу, обдумывая, как справиться с поставленной задачей. Помимо прочего, требовалось разобраться с похоронами. Он проклинал себя за желание заниматься всем сразу, но изменить привычке не мог. Отдать последнюю дань Натану требовала совесть: пара Маркуса слишком далеко, чтобы заниматься его смертью, ну хоть с Борджесом все ясно. С ним поступят как с любым дивным, чье тело удалось получить.
Голый парк уныло стелился под ногами. Джулиус опустился на землю перед огромным дубом. «Стоило спросить у Финна, как попасть внутрь», – он несколько раз обошел дерево вокруг, но не обнаружил ничего даже отдаленно напоминающего вход.
Когда Коллоу уже собрался воспользоваться помощью Финна, с которым так или иначе предстояло встретиться, дуб зашевелился! Дерево словно привстало на цыпочки, а из-под корней выбралась она.
Ветреница явно спешила. Того, что произошло дальше, Джулиус никак не ожидал. Женщина-растение приблизилась и… обняла его! Не успев опомниться, Джулиус оказался опутан крепкими тонкими стеблями, вырваться из которых не представлялось возможным. Острые колючки впивались в кожу даже сквозь форму.
Он пожалел, что позволил собственной связи с первородной тьмой ослабнуть. Умения Тени сейчас бы весьма пригодились. Следующая фраза повергла Джулиуса в совершеннейший ступор.
– Любовь моя! – прошелестела Ветреница.
Колючие путы с каждой секундой сжимались теснее. В подобном положении, мягко говоря, не время иронизировать над собой, но только это и помогло собраться с мыслями.
– Ботаника никогда не была моей страстью. – Вдохи давались с трудом.
Не желая погружаться в изумрудный кокон с головой, Джулиус отчаянно старался высвободиться. Только стебли Ветреницы не поддавались.
– Отсохни, дура!! – как можно грубее рявкнул Коллоу.
Цепкие побеги задрожали и бессильно сползли вниз. То, что было сперва женщиной, потом смертельной ловушкой, теперь превратилось в бессмысленную кучу у его ног.
– Так-то лучше, – отдышавшись, усмехнулся Джулиус. – Слишком близко для первой встречи. Вы крайне невоспитанная дамочка. Но, как ни прискорбно, мне все еще нужно задать вам пару вопросов. Приведите себя в порядок немедленно!
Куча отползла на несколько шагов и снова приняла человеческие очертания. Ветреница запахнула полы своего безразмерного одеяния и накинула капюшон.
– Простите, – неприятный звук терялся в шуме ветра в ветвях дуба.
– Еще чего! – ехидно отозвался Коллоу. – Только если вы вспомните одного Малькольма, который очень любит называть себя Сириусом.
Он чувствовал, что крошечные ссадины от колючек, покрывавшие кожу, вот-вот начнут чесаться.
– Малькольм… Малькольм Мастерс… он друг, – неживой шепот заставлял мурашки пробегать по спине. – Я оторвана от вашего мира, и глаз у меня нет. Малькольм был добрым. Подозреваю, что люди не живут достаточно долго, чтобы у вас появилась возможность встретиться.
– И на том спасибо, – подытожил Джулиус.
– Я прощена? – Ветреница предприняла вторую попытку приблизиться.
– Да! – крикнул Коллоу, когда полянка у старого дуба осталась внизу.
Стараясь не разбудить Би, Эмьюз на носочках прокралась к тумбочке, достала свою шкатулку и забралась вместе с ней на кровать. Девочка твердо решила передать Росарио письмо прямо на перроне, чтобы избавить себя от необходимости что-то объяснять, особенно тот факт, что конверт вскрыт.
«Может, лучше вообще без конверта?», – размышляла мисс Варлоу. – «Вроде как, так и было». Не ступая на пол, она запустила руку в Синего и извлекла потертый темный ключик. На дне шкатулки покоился пустой дневник. Эмьюз прекрасно знала, о чем стоит написать туда, но не находила в себе сил сделать это.
Сунув письмо Ческо в карман, девочка снова заперла свой сентиментальный сундучок, бережно сложив покалеченную игрушечную летучую мышь рядом с дневником и заляпанным пузырьком серебряных чернил.
С одной стороны, сидеть в комнате одной, вслушиваясь в мерное дыхание Робин, не особенно весело, но с другой, монотонно отвечать на повторяющиеся вопросы – тоже удовольствие сомнительное. Наверняка друзья захотят узнать подробности при первой же встрече. Оставалось рассчитывать на то, что в гостиной женского общежития безлюдно.
Но более удачного места, чтобы дождаться возвращения Лют, подобрать нельзя. Принципиальность Финна в вопросах наказаний явно имела под собой серьезные основания. Даже просьба Эмьюз как пострадавшей стороны его не тронула. Девочка надеялась, что Танглу удастся выиграть этот спор.
Внимание привлек посторонний звук. Что-то настойчиво скреблось в дверь, но когда мисс Варлоу открыла, на пороге обнаружилась только записка: аккуратно свернутый листок бумаги со следами острых зубов, оставленными словно нарочно.
«Я жив», – многообещающее начало. – «Жаль, что пришлось выступить в роли приманки. И… спасибо за попытку помочь. Только почему не сказала, что ты не человек, а Тень?»
