всё! Не обращай внимания, Габби. Прости, я просто нервничаю.
— Клари. — Он подошел и обнял меня. — У меня самая смелая младшая сестра. И ей иногда можно поговорить про петухов и замирских цариц.
Мы так постояли обнявшись, пока меня не перестало колотить. А потом Габби решительно сказал:
— Мы уже на втором этаже. Нам нужно разыскать картинную галерею. А потом дождаться начала фейерверков, чтобы спуститься к выходу.
— Пошли, только осторожно. Не хватало еще, чтобы нас схватили, когда мы так близко к цели.
Аккуратно приоткрыв дверь, Габби выглянул в коридор. И мы, крадучись и поминутно прижимаясь к стене, двинулись по нему. Мы примерно представляли, куда идем. Даже с улицы было видно куполообразную крышу сбоку от особняка. Получалось, как будто над одним из залов разобрали крышу и возвели этот стеклянный купол. Там-то граф и хранил свои шедевры. Естественное освещение позволяло, как считалось, лучше оценить краски. Но сейчас нам не нужно было что-то оценивать. Нам нужно было просто дойти до галереи и найти нашего Рафаэля. Хорошо, не нашего. Но найти.
Прислушиваясь к каждому шороху, мы наконец-то добрались до нашей цели. И я замерла в восторге. Это и в самом деле было великолепное зрелище. Да еще и озаренное последними лучами заходящего солнца. Мы двинулись вдоль стен, разглядывая картины. Я старалась не задерживаться. Хотя очень хотелось. Вдруг Габби окликнул меня, и я устремилась к нему.
Полотно Рафаэля было прекрасно. Солнце, преломляясь сквозь стеклянную крышу, бросало на него свои последние лучи, и я замерла в восхищении от воздушности и свежести. От сочности красок и кажущейся простоты. Я стояла, раскрыв рот от восхищения, и стояла бы дальше. Но Габби нетерпеливо потянул меня за рукав.
— Клари. Я потом тебя еще раз в Лувриор свожу. Там глазей, сколько влезет. Мы здесь по делу. Давай уже.
После пребывания в ковре, ах, простите великодушно, в гобелене, я не доверяла чистоте своей одежды. Поэтому вынула из петлицы Габби белоснежный платок и тщательно вытерла здоровую руку. А потом аккуратно прикоснулась к спящему рыцарю.
Рафаэль был не таким, каким я его помнила на его знаменитом автопортрете. Не было длинной шеи, тонких одухотворенных черт и задумчивых слегка печальных глаз. А был еще совсем молодой парень. Я бы сказала даже подросток. Весь перепачканный в краске, с непокорными, перепутанными волосами. А глаза не были романтичны и печальны. Они были полны молодости, жизни и веселья. Он с интересом обернулся ко мне, и я увидела, что картина уже почти готова. Я ее только что видела и дотрагивалась в галерее.
— Замок на скале. Я нарисовал его для тебя. Найди еще десять и сможешь разгадать.
А потом все пропало. Вот еще секунду назад я смотрела в его молодые смеющиеся глаза, и вот его нет. И как-то все разом навалилось. Вдруг нестерпимо заболела рука. Я до этого и не ощущала, как сильно я обожглась. Теперь я устало опустилась на пол и уселась перед картиной. Габби опустился рядом. Я держала здоровой рукой себя за запястье и бережно баюкала поврежденную ладонь. Габби прислонил меня к себе, и я с радостью облокотилась на него.
Так мы и сидели, пока в сгущающихся сумерках не раздался знакомый ледяной голос.
— Что здесь происходит?
Вот почему так-то? Его сиятельство герцог Рихард де Алеманьа был просто великолепен. В шикарном костюме, высокий и красивый. Габби был относительно меня еще чистым. Я же после мытья кастрюль и сковородок и пребывания в гобелене была жутко грязная. Опять. Габби вскочил и, подхватив меня под мышки, поставил на ноги. Я так и стояла, сжимая поврежденную руку и во все глаза рассматривая герцога.
Не дождавшись от нас ответа, герцог внимательно осмотрелся и в первую очередь картину, под которой мы сидели. Потом перевёл взгляд на нас и, заметив мою ладонь нахмурился. Потом подошел и протянул Габби перекинутый через руку длинный плащ.
— Подержите, Габбриэль. — Ну надо же. И как он определил, что это Габби? Их же сегодня с Себом не различить.
Герцог вдруг взял меня за поврежденную ладонь и заглянул в глаза.
— Очень больно?
— Да. То есть, нет. Терпимо.
— Сейчас станет легче. — и он, наклонившись к моей руке, осторожно подул на нее.
Так дуют в детстве на пальчик. Но от его дыхания повеяло морозом и нестерпимо пылающей ладони стало легче. Он поднял голову и снова заглянул мне в лицо. Мы стояли очень близко друг к другу. Он смотрел мне в глаза, как будто пытался там что-то отыскать. А я просто смотрела. В его голубые глаза, на аристократические тонкие черты лица. И вдруг взяла и убрала со лба спадающие туда посеребренные волосы. От моего жеста герцог вздрогнул, но глаз не оторвал. А я как завороженная провела рукой по его волосам.
— Ваше сиятельство, все в порядке? — Вдруг раздался голос от двери, прерывая волшебство момента.
— Да, граф. В абсолютном порядке! — Он выпрямился и, не отпуская моей ладони, протянул руку, — Габбриэль, плащ, живо.
Он загораживал меня от стоящих в дверях галереи людей своей широкой спиной. И вот я с ног до головы оказалась закутанной в его широкий плащ. А на голову, прямо на колпак, каким-то чудом державшийся на голове, мне натянули капюшон. Таким образом полностью скрывая ото всех. Развернувшись к вошедшим, герцог произнес:
— Я вынужден срочно покинуть ваш гостеприимный дом, граф.
— Вы не останетесь посмотреть фейерверк? — Раздался милый женский голосок.
Очень хотелось посмотреть на вошедших, но капюшон плаща почти скрывал весь обзор. Да и находилась я по-прежнему за спиной герцога и выдвинувшегося немного вперед Габби.
— В другой раз непременно, милая неска Юлия. Но сейчас, к моему глубокому сожалению, я вынужден уйти. Передайте мои искренние извинения гостям. Впрочем, праздник уже завершается. И я надеюсь, мой уход никого не огорчит, — продолжил герцог.
— Меня он очень, просто очень огорчит, — с придыханием и хрипотцой произнёс тот же женский голос совсем близко.
— Хм. Все же прошу прощения. Но мне пора. Эти два юных газтера отправляются со мной. Всего вам доброго, граф. Габбриэль, очнитесь! За мной! Живо!
С этими словами, так и не отпустивший мою руку герцог, довольно быстро пошел вперед. Я смотрела себе под ноги и только и думала, как бы не запутаться в полах плаща и не упасть. Все равно из-за надвинутого капюшона мне было мало, что видно. Я только и успела заметить мужские ноги в туфлях с огромными пряжками, да подол шикарного платья.
Мы, не снижая темпа, прошли
