в Стародубск прибыл толстый сержант с огромными усами – собирать добровольцев. Да не в армию, а на поселение в дикие земли. Король желал поскорее освоить пустоши, вот и собирал туда добровольцев, бродяг, сирот и вдовиц на королевском попечении. Все, кто получал “сиротскую” пенсию, должны были в три дня собрать все свое имущество и переехать под конвоем сержанта и отделения солдат.
Отец тогда ходил в трактир, потолковать с тем самым сержантом, а меня оставил под окном на скамье, так что я все слышала. Сержант хвалил новые земли и сальным шепотом добавлял, что “баб там мало, потому и зарабатывают они хорошо, и живут, как сыр в масле катаются”. Парни радостно ржали, мужики сурово крутили усы, а молодая вдова с пятью ребятишками, которую отправляли на поселение указом короля, сидела бледная, как полотно. Ее перспектива “много зарабатывать” там совсем не радовала. Потом были шепотки матери и теток, плач уезжающих и жуткое, совершенно жуткое ощущение, что доедут на поселение не все.
– Так что же делать, госпожа ведьма? – перепугался парень.
Я задумалась:
– А нельзя ли матушку твою в родительницы записать?
– Что вы! Что вы! – Петр побледнел и начал слегка заикаться. – Над ней и так вся деревня смеется!
Я вздохнула, понимая ситуацию.
– Так, может, у тебя есть девушка на примете? Женись и запиши ее матерью!
Парень покраснел и помотал головой.
– Что, нет девушки? Плохо! – я вздохнула и пощекотала малышке пяточку. – До записи можно месяц подождать, может, за это время найдешь невесту? Ладно, сам решай. Вот тебе масло с травками, им надо малышку смазывать утром и вечером, после купания. Завтра с ней приди, пупок обработать надо будет и посмотреть, как животик.
Петр понял все правильно – взял горшочек с маслом, неловко поклонился и ушел. А я вздохнула и вернулась к разбору лесной добычи – грибы стоило скорее пожарить, мох разложить на печи, а травы унести на чердак и под навес. Ягоды же я, поразмыслив, залила медом. Пасечники вернулись с лугов и с извинениями принесли мне большой кусок воска и горшок меда – ссориться с ведьмой они не хотели. Я в ответ дала им настойку от серой гнили и примочку, снимающую зуд от укусов комаров и пчел. Разошлись полюбовно, и теперь мне было чем сохранить скромный урожай.
Хлопотали мы с Марыськой до вечера.
Когда стемнело, девчонка убежала на улицу – погулять, послушать, как поют девки на выданье, и вообще пообщаться с ровесниками. Я присела на крыльцо с кружкой травяного отвара. и наслаждалась покоем, чувствуя, как гудят натруженные за день руки и ноги. Издалека доносилось пение – девки красовались на центральной улице села, а домик ведьмы стоял на отшибе, зато мне было прекрасно все видно и слышно.
Вот где-то близко заплакал ребенок, скрипнула дверь, и знакомый голос пожелал кому-то убраться “вместе с лесным отродьем”. Я покачала головой – похоже, мать Петра не принимает сиротку. Что же парню делать?
Между тем прохладный вечерний ветерок донес до меня и детский плач, и мужское мурлыканье. Я осторожно встала, обошла дом, забралась на чердак и из слухового оконца глянула вниз. Петр бродил по двору, напевая себе под нос что-то утешительное. За ним ходила низкая кривоногая собачка, а с забора за всеми наблюдал полосатый кот. Вскоре девчушка затихла, и мужик осторожно опустился на скамейку. Я думала, он вернется в дом и ляжет спать, но он уложил ребенка в зыбку, раздул маленький фонарик и принялся мастерить такие нужные мне коробочки!
Я только головой покачала – вот ведь мужик так мужик! Однако местные девки за него замуж не торопятся, и это понятно. Такой последнюю рубаху с себя снимет и отдаст, а чем семья жить будет? Вроде и умен, и красив, и силен, и добр, а в хозяйстве не пригоден.
Еще раз отчего-то вздохнув, я спустилась вниз и ушла в дом. Судя по звукам драки из темного угла возле оврага, поутру у меня будет немало пациентов. Надо хорошенько отдохнуть.
Марыська вернулась утром – зевающая, но довольная. Она с подружками-ровесницами и наплясалась, и напелась, и даже драку подсмотрела.
– Ой, госпожа ведьма, сегодня парни точно придут! Там и кольями махали, и кулаками. А девки потом разнимали, умывали у колодца, да только все равно ребра побитые есть, и мазь от синяков всем нужна!
Я хмыкнула, зевнула и полезла за мазью с бодягой – специально целый котелок сварила, жаль, коробочек маловато.
Пока мы приводили себя в порядок и завтракали, у калитки собрались просители. До обеда я выдавала мазь, делала примочки на покрасневшие глаза, бинтовала треснутые ребра и обрабатывала соком чистотела сбитые костяшки пальцев. После шумной гулянки мне в качестве оплаты притащили дюжину еще теплых яиц, явно собранных в курятнике втайне от матери или бабки, живую курицу, четвертину еще теплого каравая – похоже, стянутого на кухне, пучок молодого лука, платок и полный картуз свеженабранной малины. Оплату я принимала, тщательно занося все принесенное в тетрадь. Лишнего не требовала, знала, что еще прибегут, и уж тогда рассчитаются сполна.
На Кузякино упала жара, так что мы с Марыськой обедали холодными сырниками, ягодным квасом и рубленой зеленью с маслом и солью. Только мы убрали тарелки, как калитка снова тренькнула. Я вздохнула и отправилась открывать. На пыльной тропинке стоял Петр. Настена висела на нем, примотанная длинным полотенцем, и попискивала.
– Добрый день, госпожа ведьма, простите, что в самую жару. Пока все отдыхают, прибежал.
Я распахнула калитку пошире. Похоже, матушка парня по-прежнему гнала на огород, надеясь, что он сдаст неучтенного младенца в королевский сиротский приют в Стародубске.
Младенцу было плохо. Девочка хныкала, сучила ножками, кривила личико – но в целом выражала свое возмущение довольно тихо. Я осторожно погладила вспученный животик и покачала головой:
– Петр, молоко давал свежее?
– Каждый раз доил! Белка, коза наша, все понимает, не первый раз с ней мелочь выкармливаем. Терпит.
– А чем кормишь козу?
– Да сама пасется, а вечером пойло…
– Пойло сам готовил?
– Нет… мать…
– Ну вот и ответ, – вздохнула я, – кто-то в пойло насыпал дрожжей, или гороха, или, может, бобов. Настену твою пучит. Я сейчас ей укропных капель приготовлю, животик погрею, колики уберу, но кормить сегодня надо другим молоком.
Парень нахмурился. Живя в деревне, не мог не знать, как иногда закатываются младенцы от колик. Ему повезло, что найденка и впрямь тихая.
Пока я крутилась возле стола, составляя капли, снимая боль и прикладывая на животик малышки горячую пеленку,
