и установлены металлические ограждения. Поэтому я осторожно помог забраться на прямоугольный выступ, предположительно одну из труб.
Уселись, принялись за шаверму.
Не знаю, сколько времени мы сидели в тишине, поглощая поздний ужин. Торопиться совершенно не хотелось.
— Луна красивая.
— Угу, — ответил я, доедая шаверму.
— Так, значит, ты из Ризомы, — подытожила Ассоль, когда я рассказал свою историю.
— Не совсем. То есть нет. Из другой реальности, где…
— Нет одаренных. Я поняла. И за тобой охотились какие-то могущественные люди.
— Может и сейчас охотятся, не знаю.
— Теперь можешь смело добавить к ним всех медведевских. Если ты и правда одаренный, за тебя возьмутся как следует. Ты видел слишком много лишнего.
Я не ответил. Настроение омрачало совсем другое. Отец погиб, а я даже не могу сообщить об этом родным. Да и вообще — столько шокирующих обстоятельств свалилось на голову. Ассоль знала не много больше моего, едва ли чем-то могла помочь.
— Как ты поняла, что на меня стоит надеяться? — спросил я.
— У меня было ощущение, будто я всегда это знала. Что кто-то появится вроде тебя. Когда месяцами живешь с рабами, учишься подмечать детали в каждом новеньком. Весь процесс от неприятия до покорности.
— Глупый вопрос, и все же: тяжело было? Столько провести там…
— Поначалу да. Меня ведь давно бы уже продали, если бы я не доказала, что могу им быть полезна. Вот тогда уже смогла продавливать свои условия, просить книги, музыку, больше личного пространства. — Ассоль посмотрела на плеер. — Наверное, это единственное, что не давало сойти с ума.
— Да, не сойти с ума — ценный дар. Я вот пока не уверен, что смогу.
— А ты тоже слушай. Помогает.
С этими словами Ассоль протянула мне наушники, выкрутила громкость на максимум и утопила кнопку. Заиграла любимая Ассоль «Агата Кристи», и на душе действительно стало как-то легче. Особенно от ощущения, что музыка не была чуждой. Но долго я не выдержал и все-таки спросил:
— Никак понять не могу. Я нахожусь в другой реальности, с другой историей. И тем удивительнее слышать знакомые песни. Причем у меня все эти музыканты… как бы сказать, уже состарились.
— Очуметь, так вот откуда ты Самойловых знаешь! — возбудилась Ассоль. — А что с ними дальше стало?
— А ты точно хочешь знать?
— Даже не знаю. А чего бы и нет? Ну расскажи-и-и!
— Нет, Ассоль. Не хочу, чтобы магия развеялась.
Не самыми приятными фактами можно легко сбить весь шарм, да оно и ни к чему. Говорить этого Ассоль я не стал, со временем сама поймет.
— Магия? Ты о чем?
— Ладно, поделюсь самым безумным для меня фактом. У вас Цой действительно еще выступает?
— Хм, ну да. Тоже его любишь? Я с собой пару кассет прихватила, сейчас найду…
— Да подожди ты. Дело в том, что в моем мире он погиб в автокатастрофе, причем еще ДО того, как другие рок-группы начали свою карьеру. Понимаешь?
— Очуметь…
— И если я начну рассказывать, что стало с той или иной группой… Будет ли в этом толк, если здесь их может ждать другая судьба?
— Сглазить боишься?
— Возможно. Лучше скажи мне вот что…
И я начал расспрашивать Ассоль по полной. Мне действительно было интересно, какие группы перекочевали из моей реальности в эту. И Думером меня называли друзья не только из-за фамилии — я действительно питал интерес к олдскульной музыке, но никак не думал, что меня занесет во времена, когда это музыка была в расцвете.
К большому огорчению, Ассоль не были известны ни «Гражданская оборона», ни «Король и шут», ни «Сектор газа».
— Ну и зачем вам тогда вообще такой мир… — приуныл я.
— Так, может, это, — усмехнулась девушка. — Просто еще не время, м-м?
— Или они пошли по другой стезе. Или вообще не родились, что, кстати, логично.
— Ну, если вернешься к себе домой, а потом решишь заглянуть сюда, обязательно захвати кассеты послушать! — засмеялась она.
— О да. Было бы здорово.
Про то, что кассет у нас лет двадцать как нет, говорить не стал. Лишнее.
— Фуражка, — задумчиво сказал я, глядя на Ассоль. Сбежала она без головного убора. — Почему фуражка?
— Так придумали, — пожала плечами она. — Чтобы отличать смотрящую от других.
— А как вообще ты попала в рабство?
— Не люблю вспоминать, — с отторжением ответила она. — Схватили с подругой. Её быстро продали. Нет… Даже вспоминать не хочу.
— Извини, — приобнял её я. — Можно тогда вопрос более простой. Твоя электро-дубинка, электрохлыст у Генки… В моём мире нет такого оружия. Есть только шокеры, но они не стреляют на расстоянии.
— Это акрий. То вещество, которое подпитывает одарённых. Я точно не знаю — какие-то его конфигурации позволяют делать такое. Даже пули акрием покрывают. Насмотрелась я этого…
Я заглянул Ассоль в глаза и понял, что она не заслужила всего этого. Того, что выпало на ее судьбу. И того, что ее может ждать, если она увяжется за мной. Как вспомню тех людей в пальто, как представлю рядом ее…
А вообще, все эти «параллели» наводили на мысль: может, в этом мире есть и «параллельный» я, мои родители, бабушки-дедушки? Звучит слишком безумно и маловероятно, к тому же Шрам «пробивал» мою фамилию — вроде бы ничего не нашли.
— Слушай, я вот что еще вспомнил. Почему меня уже несколько раз посчитали сибирским? Из-за какой-то там войны на Урале?
— Какой-то? Артем, та война отделила от нас весь восток материка.
— Оу, кажется, моя очередь говорить «очуметь»! И что с сибиряками не так?
— Ну… раньше они проникали в империю незаконно, часто ассоциировались с людьми не от мира сего. Их дар — дикий, необузданный. Они не учатся в школах для одаренных и все такое.
— Но сибирские группы приезжают с концертами?
— Впервые за… не знаю за сколько лет, — уточнила Ассоль. — Формально там до сих пор нет государства. Так и говорят — Кланы Сибири.
— Кланы Сибири… — повторил я, пробуя фразу на вкус. — Как-то несерьезно звучит. А почему так называют?
— Это главный «приемник» Ризомы, — пожала плечами Ассоль. — Больше всего энергии. И больше всего тварей, проникающих из Ризомы. Я, если честно, не сильна в истории. Там вроде лет сто назад какой-то сильный прорыв был. Настоящая катастрофа. Но если тебе интересно, лучше сходи в библиотеку почитай об этом.
— Так может вместе и сходим?
— Сейчас? — рассмеялась Ассоль. — Я бы за, но ночью библиотеки не работают.
— Так даже интереснее.
— Мне и тут хорошо. К тому же…
Лицо ее погрустнело, она замялась.
— Ты хочешь к семье, — договорил
