В пользу этой версии говорило и приличное количество людей разных рас, облаченных в белые, розовые и даже светло-голубые комплекты медицинской униформы: мы решительно пересекли неширокую площадь, и вступили внутрь здания.
Я приготовился к новым ощущениям. Несмотря на стерильно-белую обстановку, вполне дружелюбные лица медицинского персонала и невероятно быструю процедуру первичной регистрации, ожидание чего-то очень плохого никуда не делось.
Ржавые инструменты, просроченные лекарства, лечение зубов без анестезии — все это было где-то тут, рядом, за стеной или даже дверью. Вся беспощадная мощь устаревшей советской медицины была готова обрушиться на меня одного, маленького и несчастного, доктор же, к которому меня ловко записали на стойке с понятной надписью «registratura», представлялся не иначе как додревним стариком одной из старших рас, злобным, завистливым и невероятно занудным.
Отдельный акцент неприятным ожиданиям добавила поездка на лифте: мы поднялись до семьдесят пятого этажа из ста, и я приуныл. Действительно, в старушке Европе все по-настоящему серьезные специалисты сидят на уровнях, как можно ближе расположенных к земле, верхние же этажи — удел юнцов и бездарностей.
Девушка Анна Стогова поставила меня перед дверью с номером (75-09) и надписью Dusheterapevt Valuev N.S., читаемой, но непонятной: это могла быть специальность доктора, его фамилия или, например, очередность сдачи смен. Я набрал воздуха в грудь, постучался и вошел.
Первое посещение советского доктора вызвало у меня ощущение легкого deja vu, почти сразу сменившегося некоторой ностальгией: кабинет врача предстал невероятно похожим на тот, в котором меня осматривали в Ирландии. Сам врач был той же расы, или, как принято говорить в Союзе, народности, что и его ирландский коллега: подавляющих габаритов чистокровный огр.
Нам даже не потребовался переводчик! Решительно, казалось, что каждый встреченный житель Советов отлично понимал британский язык и сносно на нем говорил — даже в случаях, когда язык был профессионально-сложным. В явлении этом было нечто совершенно удивительное, но я тогда не стал отдельно рассуждать на заданную тему: слишком переполняли меня впечатления и связанные с ними эмоции.
Читал доктор, соответственно, не хуже, чем говорил: ознакомление, и, готов биться об заклад, внимательное, с моими медицинскими документами, заняло у него, по моим внутренним часам, около двух минут.
Все это время я сидел на кушетке, жесткой, но удобной, слегка напоминающей гимнастическую скамью, и неприлично таращился на обстановку, самого доктора, еще раз обстановку и собственное отражение в огромном, от пола до потолка, зеркале.
Первое впечатление оказалось верным лишь отчасти: слишком большое количество деталей, мелких и не очень, сперва ускользнули от моего внимания, но сейчас детали эти сделались очевидными. Кабинет советского врача оказался и похож, и не похож на привычные мне медицинские помещения. Главное было в том, что, и я понял это совершенно точно, что дома меня обслуживали, а здесь, на другом конце географии, всерьез собрались лечить.
- Товарищ профессор, - голос великана оказался под стать внешности: будто вырублен из той же скалы, что и лицо, причем — тем же зубилом. - Вам, наверное, очень интересно, почему в Вотерфорде с Вами работал специалист по иммунитету, а здесь — душетерапевт?
- Душекто? - я, конечно, понял, что имеется в виду, но виду не подал. В конце концов, как переводится с греческого слово «ψυχή», я, конечно, знал. - Извините, я впервые сталкиваюсь с подобным названием.
- Просто Вы в Союзе, дорогой профессор, с чем Вас и поздравляю, - огр посмотрел на меня немного даже дружелюбно, но все равно — опасно. Почему-то складывалось ощущение, что он не хочет, по примеру ирландского коллеги и соплеменника, меня съесть, а присматривается к нижней челюсти: так смотрят мощные боксеры-тяжеловесы, прикидывая, куда нанести единственный и неотвратимый нокаутирующий удар.
- Вопрос в разнице терминологий. У нас, советских, как-то не очень принято создавать неологизмы на базе иностранных заимствований, мы предпочитаем отечественные аналоги: замещаем, так сказать, импорт. - Огр посмотрел на меня торжествующе: знай, мол, наших.
Знать советских я был совершенно не против, да и вопрос резкой смены направления медицины меня тоже беспокоил, поэтому я решил получить ответ на вопрос, предвосхищенный моим собеседником.
- Итак, отчего же теперь меня осматривает именно душетерапевт? - поинтересовался я, приподняв левую бровь: глаза мои гетерохромные приобрели от этого действия лихую заинтересованность во взоре.
- А вот это уже разница в научном подходе: у нас почти оппозитные школы, - снова обрадовался доктор. - Ваше, хм, состояние — несомненно, проклятие, проклятия же в советской медицинской науке и практике проходят строго по ведомству души, а не сомы, как это отчего-то принято по Вашу сторону Рассвета. Наш подход, кстати, - врач улыбнулся еще шире, что раньше казалось попросту невозможным. - Научнее, а потому эффективнее: право же, нет никакого смысла лечить тело, когда корень проблемы скрывается в душе!
- Кстати, о практике, - я решительно перебил собеседника. - Часто ли у вас, в Союзе, случается такое или подобное? Вы ведь точно знаете, как и от чего меня лечить?
Огр скупо шевельнул левой дланью, тяжелой и весомой настолько, что привычного уже вида стандартный заклинательный жезл казался в ней чем-то несерьезным, навроде карандаша или даже меньше. Справа от доктора немедленно развернулся морок, который я уже наблюдал: такой или почти такой показывал мне врач в Вотерфорде. Единственным заметным отличием показалась цветовая схема: вместо стандартного для европейских клиник, легкомысленного золота по голубому, маголограмма моего, пораженного проклятьем, организма, была красная на черном.
- У нас такое бывает редко. Даже очень редко, и причин тому ровно две. Первая — совершенно медицинская: календарь прививок, - пояснил доктор.
- Что такое прививка я, конечно, знаю. Не совсем понятно только, при чем тут календарь, - я, почти привычно, дошел до разгадки своим умом, но уже и вовсе традиционно решил уточнить: просто на всякий случай и самому себе в назидание.
- Календарь — потому, что это обязательные мероприятия, в смысле, прививки. В обязательном порядке прививают всех младенцев — это называется октаксим, комплекс от пяти обычных болезней и трех магических. Благодаря ему, например, в СССР полностью побеждены оба варианта серомозговой болезни: и спинальный паралич Гейне, и спектральная лихорадка Медина! - огр уже прямо торжествовал, и я не решился уточнять связь между детскими прививками и постигшим меня проклятием. Он, видимо, планировал продолжить оптимистическое просвещение, и, конечно, продолжил.
- Кроме того, в этом календаре предусмотрены и прививки взрослых.
