мая, 7:20.
— Ну, как тут у нас дела?
— Всё хорошо, Мария Степановна.
«А этот голос я ещё не слышал!» — подумал я, выплывая из объятий сна. А что снилось — как всегда не могу вспомнить. Выветрилось из головы, как только осознал себя. Осталось только ощущение чего-то тёплого, ласкового, приятного.
— Свет не выключали?
— Нет, как мне Люда передала, так и горел всю ночь.
Какие они тут неэкономные. Жгут электроэнергию сутками напролёт. Но, если это для меня любимого, то пускай, я совсем не против. Да и что там те четыре копейки за один киловатт-час. Хотя это у нас в Советском Союзе так. А если я за бугром, то даже не представляю, какие у них тут цены на электричество. И в чём их считать: в центах, пфеннигах, лирах или тугриках каких?
— Не просыпался ночью? — что-то листая, спросила Мария Степановна.
— Нет. Спит, как медведь в берлоге. Только лапу не сосёт.
— Ну, проспит завтрак, так придётся обходиться одной лапой.
— Не дождётесь! — по тону Марии Степановны я понял, что она заметила, что я уже не сплю и прислушиваюсь к их разговору. — Где обещанная мне манная каша?
— Молодец! Мужик! Сразу с еды начал. — рука подошедшей врачихи коснулась моего лба. — Значит точно, идёшь на поправку. А кашку ещё надо заработать!
«У-у-у, эксплуататоры трудового народа! Работать за еду заставляют». — гневно подумал я. Но спросил, как можно жалостливее:
— А без трудовых подвигов покушать нельзя?
«Бр-бр-бр-бр!» — поддержал меня мой желудок.
— Нельзя! — услышав эти звуки, засмеялись обе женщины, стоящие около моей кровати. — Ещё не успели ничего приготовить. Завтрак у нас с восьми часов, а сейчас только начало восьмого. Так что сначала работа, а потом пища.
— Будет день — будет и пища! — грустно вздохнув, пробормотал я.
— Да покормим, покормим тебя. Подожди, полчаса всего осталось. — продолжая улыбаться, сказала медсестра.
— Знакомься, Вячеслав! Это Елизавета и, представь себе, Вячеславовна — третья медсестра нашего отделения, с которой ты пока не был знаком. — торжественно произнесла Мария Степановна.
— Приятно познакомиться, леди! Но на полный желудок это было бы ещё приятнее. — когда же голос ко мне вернётся? Даже вчерашний бульон не сильно помог.
— Видишь, Лиза, какой юморист у нас лежит! Дай ему воды попить. Пусть хоть чем-то заполнит свой желудок. И начнём работу.
— А может не надо? — попросил я.
— Надо, Слава, надо! — услышал я твёрдый ответ.
Да что же такое, одни цитаты из кинофильмов слышатся. Теперь почти как в «Приключениях Шурика»: «Надо, Федя, надо!» Надеюсь, хоть лозиной меня по мягкому месту бить не будут. А то я, хоть и не замотан в рулон обоев, как тот Федя, но сопротивляться, как и он, сейчас не смогу — слабость из тела никуда не исчезла. Да и с самим телом что-то непонятное творится — такое чувство, что оно не моё.
Подождав, пока я напьюсь, Мария Степановна спросила:
— Как глаза, Слава?
— Всё хоккей, Мария Степановка! — бодро отрапортовал я.
— Ну и отлично! Тогда продолжим вчерашние занятия. — Рука женщины снова легла на мой лоб. — Лиза, включай не горящие светильники по одному. Но не спеши и будь готова их сразу выключить.
— Поняла, Мария Степановна! Включаю первый!
После щелчка выключателя на потолке добавились очередные четыре полоски света. Я, молча, кивнул головой. Так же, молча, кивнула и стоящая рядом Мария Степановна, но не мне, а Лизе. Снова щелчок и новые полоски на потолке. Наконец после очередного щелчка весь потолок запестрил белыми линиями.
— Ну что, Слава, глаза не болят, не слезятся? А голова?
— Нет, Мария Степановна. Ничего не болит и не слезится. Я чувствую себя намного лучше, чем вчера.
— Это хорошо. А теперь, Лиза, сними одеяло с окна.
Простучали каблучки, и стало немного светлее.
— Всё хорошо! — я не стал дожидаться очередного вопроса о своём самочувствии.
— Ну, тогда последнее на сегодня и можно готовиться к завтраку. Лиза открой жалюзи!
Что-то прошуршало и стало ещё светлее, чем было до этого. Я поводил головой сверху вниз и слева направо, разглядывая открывшуюся мне картину. Хоть очки и приглушали световой поток, но многое, всё-таки, рассмотреть мне удалось.
В первую очередь обратил внимание на окно, на котором не было привычных для меня штор. Их заменяли колышущиеся вертикальные полоски то ли ткани, то ли пластика, сверху и снизу соединённые белыми тонкими верёвочками. Это, наверное, те жалюзи, которые должна была открыть Елизавета, догадался я. В наших больницах таких точно нет. Да и не только в больницах. Я вообще видел такие в первый раз.
Потом внимание переключилось на медсестру, стоящую сбоку от окна и внимательно на меня смотрящую. На вид, как я и представлял её напарниц, около двадцати лет, довольно симпатичная высокая девушка с длинными каштановыми волосами, собранными на затылке в конский хвост. Приятная фигурка облачена в такой же зелёный костюм, какой я впервые увидел на Людмиле. Небольшая грудь, на которой висит маленький белый прямоугольник с какой-то надписью, неразборчивой из-за большого расстояния. Длинные, стройные ноги обтянуты тканью форменных брюк. А, пожалуй, такая форма мне нравится больше, чем обычные наши медицинские халаты.
Я уже собирался отвернуть голову (всё-таки довольно долго я рассматривал Елизавету, что не совсем прилично для парня, а смущать девушку я не хотел), как вдруг понял, что что-то во мне не так, как было раньше. Что же меня напрягло? … Ощущения! Вот, что было не так! Я смотрел на очаровательную девушку, как на красивую картинку. Любовалась ею только моя голова, а всё остальное оставалось равнодушным. Не было того необъяснимого взрыва ощущений внутри тела, того эмоционального порыва, что заставляет парней неосознанно поворачивать головы вслед проходящим мимо них привлекательным девушкам.
«Наверное, я нахожусь под действием лекарственных препаратов. Или не полностью пришёл в себя, недаром же слабость ещё не прошла. А может это тот сенсорный шок, о котором говорила Мария Степановна.» — успокаивая себя такими рассуждениями, я посмотрел на вторую женщину, стоящую рядом со мной.
