мы находимся, появилась не сама по себе.
— Я догадалась.
— Я выписывал это здание несколько лет, — сказал он. — Его невозможно найти, если ты не знаешь точного адреса. Его невозможно заметить, если ты не знаешь, куда смотреть. В него невозможно зайти, если тебя в него не пригласили и не открыли дверь.
— Что-то я не заметила привратника, когда входила, — заметила я. — Да и проблем с ориентированием на местности тоже не испытывала.
— Это потому что ты — Цензор, — сказал он. — Некоторые вещи ты можешь видеть. Но некоторые не сможешь заметить даже ты.
— Например? — спросила я.
— Проще показать, — сказал он. — Что вон за той дверью?
— Понятия не имею, — сказала я.
— Так посмотри.
Я заглянула за вон ту дверь. За ней оказалась довольно обшарпанная ванная комната. Ободранная ванна, грязный пол, унитаз, которым наверняка пользовались еще во времена Римской империи. На проводе с потолка свисала одинокая перегоревшая лампочка.
— И что я должна увидеть?
— Теперь смотри внимательно, сказал Фил, зашел в ванную комнату и закрыл за собой дверь. Я услышала, как плитка скрипнула под его ногой, а потом — ничего.
Еще один фокус, который на самом деле никакой не фокус.
Я уже знала, что увижу, когда открою дверь, поэтому не особенно удивилась, обнаружив, что в ванной комнате никого нет.
Фил ушел. Каким-то образом.
Здесь не было ни другой двери, ни окна, только технический люк, в который можно было бы просунуть человека, только предварительно разрубив его на куски. Но вряд ли бы криэйтор стал делать с собой такое.
Да он бы и не успел…
Я вернулась в комнату. Он оставил на столе свой блокнот и несколько карандашей. На карандашах могли остаться его отпечатки пальцев, на блокноте — образцы ДНК.
Я сунула карандаши в карман, просто чтобы не оставлять их здесь. Не думаю, что в них было действительно что-то важное. Впрочем, в блокноте тоже. Если бы он представлял хоть какую-то ценность, думаю, что Фил был его тут не оставил.
На открытой странице было написано его прощальное послание: «Чувствуй себя, как дома. Дверь за собой можешь не закрывать. Целую, Фил».
— Поцелуй себя в локоть, — пробормотала я, наскоро пролистывая блокнот.
Помимо абзаца с десяткой под ковригой и прощального послания с поцелуем, ничего осмысленного там не обнаружилось. Только каракули.
Но блокнот я на всякий случай тоже сунула в карман куртки. Прошлась по квартире, выглянула в коридор. Ничего особенного, обычное заброшенное здание, каких в Городе сотни. Никто не выпрыгивал из-за угла, не звенел цепями, не раскачивался на потолке, и десяток под ковриками в соседних квартирах тоже не обнаружилось. Видимо, эта магия работала только тогда, когда Фил был здесь.
Может быть, больше он сюда и не вернется. Потратит еще несколько лет и выпишет себе другую аномалию.
Я спустилась в холл и вышла на улицу. Обернулась, пройдя полквартала. Здание было на месте и выглядело точно так же, как раньше, и не думая растворятся в соседних постройках. Я подумала, что для чистоты эксперимента стоило бы отловить какого-нибудь случайного прохожего, развернуть его в нужную сторону и спросить, что он видит, но но это не было ни времени, ни, честно говоря, особого желания. Даже если Фил и блефовал, говоря, что никому, кроме Цензора, дом просто так не найти, пусть этот блеф останется на его совести.
Вместо этого я включила телефон и обнаружила кучу пропущенных звонков. И, что самое странное, от Ленни было только два, все остальные — от агента Доу. Последний звонок тоже был от него.
Как и текущий вызов.
— Кэррингтон слушает, — сказала я.
— Где вас черти носят? — поинтересовался агент Доу. — И какого дьявола вы выключили телефон, мисс Кэррингтон?
— Может быть у девушки хоть какая-то личная жизнь? — поинтересовалась я.
— О, да, — сказал он. — С последствиями вашей личной жизни мы как раз и разбираемся последние несколько дней. Мне стоит внести в список новое имя?
— Нет, это была другая личная жизнь, — сказала я.
— Никогда больше так не делайте, мисс Кэррингтон, — сказал агент Доу. — Если вы помните, мы с вами заключили контракт, и одним из пунктов этого контракта был пункт о том, что вы постоянно будете находиться на связи. И ни в коем случае не будете выключать свой телефон. И уж тем более не будете оставлять наш телефон в своем автомобиле.
— Больше не буду, — пообещала я.
— Ваша машина стоит около больницы, но, как я понимаю, вы не там, — сказал агент Доу. — Где вы?
— Просто прогуливаюсь.
— Мне нужен точный адрес, чтобы выслать за вами машину, — сказал он.
— Что-то срочное? Что-то случилось?
— Что-то срочное, мисс Кэррингтон, — сказал он. — Адрес.
Я назвала адрес в паре кварталов отсюда, потому что черт знает, на каком расстоянии от меня их свободный экипаж, и наверное будет лучше, если у них не будет шанса случайно натолкнуться на аномалию Фила.
— Никуда оттуда не уходите, — сказал агент Доу. — Через двадцать минут за вами приедет транспорт.
— Ай-ай, сэр, — сказала я.
Он отключился.
В принципе, за двадцать минут могла бы уйти отсюда еще дальше назначенного места встречи, но кто ж знал и чего уж теперь. Я решила, что пары кварталов вполне хватит для конспирации. К тому же, как я подозревала, Фил уже прыгнул в подземку и сейчас находится на пути в другой конец города.
***
За рулем черного служебного «эскалейда» ТАКС, опоздавшего к назначенному агентом Доу сроку аж на три минуты, оказался агент Смит, собственной персоной и во плоти, так сказать. И совершенно без охраны.
Я уселась на пассажирское сиденье и не успела потянуться за ремнем безопасности, как он рванул с места так, будто мы опаздывали на пожар.
— Где горит? — поинтересовалась я.
— Что? А, нигде. Просто нас ждет самолет. Нам предстоит небольшая воздушная прогулка.
— Кончено, я очень польщена, Эллиот, — сказала я. — Что может быть романтичнее прогулки на частном самолете? Это любой девушке понравится, но я не не заметила, когда наши отношения успели зайти так далеко.
— Не успели, — сказал агент Смит. — Это рабочая поездка, Боб. Нам нужны ваши способности.
— Вот как? — удивилась я. — А мне казалось, что мы решили немного притормозить со всем этим.
— Это особый случай.
— Как и прошлый особый случай? — уточнила я.
— Нет, сейчас все гораздо проще, — сказал агент Смит.
Я была бы последней дурой, если бы поверила в это «проще», потому что простых дел за этими ребятами не водилось.
— А как же Ленни и наша операция? — спросила я.
— Ленни? А,
