взглядами на общество.
– Это я, кажется, уже понял. А конкретнее?
– Ну конкретнее тебе скажет только посвященный член сообщества, – отозвался Афанасьев. – Легенд ходит много, и Орден их старательно поддерживает. Знаю только, что отбирают туда по нескольким критериям. Нужно происходить из старого и уважаемого Рода. Нужно иметь серьезный ранг Благодати, успехи в учебе, поддерживать ценности Ордена…
– А как туда принимают?
– Ритуала не знаю. Мне лишь известно, что самому прийти и попроситься невозможно. За потенциальным кандидатом пристально наблюдают, а затем, если он подходит, приглашают сами.
Весьма похоже на тайный Орден, что так интересовал Корфа, только цели прямо противоположные.
– И еще членам этого Ордена нельзя проявлять себя с непосвященными, – добавил Афанасьев. – Та еще замысловатая шкатулка с секретом, в общем.
Понятно, что ничего не понятно.
– Спасибо.
– Раз уж речь зашла о традициях и прочих неформальных объединениях Аудиториума, расскажу вам еще одну штуку. Выделиться-то можно по-разному. Весь первый год за нами будут наблюдать. Обычно в первый год Ордена дают всякие проверочные задания, чтобы оценить способности и лояльность кандидата. И в первый год проводится одно мероприятие, которое может заинтересовать всех, кто желает сделать себе имя в Аудиториуме…
– Не томи, – поторопил Сперанский. – Вещай.
Глаза Афанасьева загорелись, и он подобрался ближе.
– В общем, слушайте. Я уже кое-что придумал, и, сдается мне, нам это будет по плечу. Короче, нам нужно выкрасть голову Леньки Пантелеева.
В комнате повисла гробовая тишина.
– Я галлюцинирую? – спросил Сперанский. – Или ты сейчас на полном серьезе предложил стащить один из ценнейших артефактов?
– Я совершенно серьезен, – оскорбился менталист. – Звучит безумно, но это и правда традиция. Каждый год первокурсники пытаются это сделать. Имена тех, у кого получается, после отбывания незначительного наказания, остаются в истории! А это – слава, почет среди своих и интерес старшекурсников, которые могут привести и в Орден…
Я моргал, не зная, плакать или смеяться.
– Гриша, признайся, ты нас разыгрываешь?
– Нет же! Спроси любого «старшака» – скажет тебе, что либо сам пытался, либо знает тех, кто пробовал. Это старая традиция, пошла лет через десять после создания артефакта. Старый ректор был мужиком с юмором и объявил, что те из студентов, кто исхитрится выкрасть Голову, спрятать на сутки и незаметно вернуть ее обратно, будут пожизненно освобождены от дежурств. Ну и раз в несколько лет это удается…
– А наказание? – спросил Ронцов.
– Да фигня это, а не наказание. Так, для вида, да и то обычно за несанкционированное применение Благодати, потому что без этого артефакт ну никак не стащить. Обычно на неделю отправляют в лабораторию к артефакторам пробирки мыть. Так что если у тебя толстые и короткие пальцы, к Голове лучше не лезь.
Я тряхнул головой, пытаясь переварить услышанное.
– Так. Давай по порядку. Значит, это такое традиционное развлечение?
– Скорее соревнование. В течение года можно попытаться. Так уж сложилось, что шалость позволяют только первокурсникам.
– И за это даже толком не наказывают?
– Ну да. Миш, ну ты оглянись по сторонам. Мы в замкнутом пространстве, нам нельзя выходить за пределы территории, хотя торчим почти что в центре Петрополя. Здесь все с ума начнут сходить, если не дать возможность выпустить пар…
– Странный способ, – отозвался Сперанский.
Менталист пожал плечами.
– А мне нравится.
Внезапно Ронцов обернулся ко мне, и лицо его просияло так, словно он Христа узрел наяву.
– Ребят, а ведь в этом кое-что есть, – сказал бастард. – Благодать применять нельзя, но ведь у нашего Михаила другой источник силы. О нем ничего не сказано в правилах. А раз так, то, быть может, получится придумать что-нибудь интересное… Да и наказания, быть может, удастся избежать…
Афанасьев широко улыбнулся.
– Ну так что, будем воровать голову? Что скажешь, Михаил?
Три пары глаз моих соседей выжидающе уставились на меня. Я набрал в легкие побольше воздуха, чтобы сказать все, что думал об их умении строить планы, о безнаказанности, на которую они рассчитывали, руководствуясь одной лишь традицией, о возможных дисциплинарных взысканиях, что нам сулила эта затея…
Но моя тирада захлебнулась, даже не успев начаться – в дверь настойчиво и требовательно забарабанили. Так, как не стучали бы студенты.
– Медицинская служба Аудиториума! – четко, но слегка глухо донеслось из коридора. – Сбор анализов. Откройте!
Ронцов с отвращением скривился, но поплелся отпирать. Едва он приоткрыл дверь, как внутрь скользнула рука в белой резиновой перчатке, охваченная характерным сиянием «Берегини».
– Просим всех лечь на свои кровати и снять защитные заклинания, – приказал медбрат или кем он там был.
Мы быстро разошлись и заняли места согласно требованиям. И лишь после этого двое санитаров в белых халатах, масках и перчатках вошли в комнату. Оба несли по стальному чемоданчику и, окинув нас беглым взглядом, водрузили их на стол.
– Есть ли у кого-нибудь из вас жар, сонливость, ломота в костях или мышцах? – Спросил тот, что был постарше.
Мы отрицательно покачали головами.
– Ничего такого, – сказал Сперанский.
– Кашель, заложенность носа или выделения из носа? Боль в горле?
– Да здоровы мы, – раздраженно бросил я.
– Здоровы вы или нет, подтвердит Лабораториум, – сухо отозвался санитар. – С вашего позволения, приступим к забору анализов. Пожалуйста, закатайте рукава на руке для взятия крови из вены.
Ронцов побледнел пуще обычного.
– А кровь брать… обязательно? – заикаясь, спросил он.
– Разумеется.
– Нельзя ли ограничиться только мазком?
– Увы, исключено, – ответил санитар и кивнул своему коллеге. – Приступайте к стерилизации помещения.
– Ронцов, ты что, уколов боишься? – хохотнул наш менталист. – Это ж не больно, особенно если из вены…
– Да ну тебя, супостат, – бледными губами прошептал наш бастард. – Я их с детства не выношу.
Я не слушал перепалку соседей, а пялился на персонал. На моих глазах второй лекарь воспроизвел обеими руками какой-то замысловатый жест, и в комнате резко запахло озоном и еще чем-то специфическим. Словно здесь на полную включили кварцевую лампу и ксерокс одновременно. Лекарь внимательно оглядывал каждый уголок помещения и водил рукой, словно в ней была лампа, хотя ничего, кроме «Берегини», я не заметил.
– Готово, обеззаражено, – наконец сказал он. – Можно приступать к сбору.
– Благодарю, коллега, – улыбнулся одними глазами санитар и открыл стальной чемоданчик. – Сперва мазки, затем кровь. Кто первый?
Сперанский пожал плечами.
– Давайте я, мне не страшно.
Пока один санитар возился с Колей, я продолжал рассматривать второго.
– А что это за заклинание?
– Особая форма, точнее, производное, от «Жар-птицы», - с готовностью пояснил медик. – Переработана в Аудиториуме под нужды полевых лекарей. Позволяет на краткое время обеззаразить небольшое пространство. Это было особенно ценно во время боевых действий.
– Догадываюсь, –
