инстинкт – один из тех, что пока неизвестны человеческой науке, потому что ни разу в зафиксированной истории не приходилось зверям подчиняться истинному королю мира.
Ирн отступил от стены, чувствуя, как из позвоночника вырастает черный стебель боли, запуская усики и корни в его мозг, оплетая его сетью мрака.
Зов стоил ему слишком дорого, но он достучался.
Неистраченная любовь из сердца серой мышки, спрятанная в глубине под ста замками надежда из души проститутки, абсолютная уверенная мудрость, пропитавшая кости пожилой уборщицы. Жизнь цветов, увядавших прямо на глазах, кровь животных, высосанная из их тел и еще немного жестокой магии фейри.
Все это Ирн собрал между сложенными ладонями и придал форму меча. Привычную форму для воина. Мерцающее лезвие раскроило бетонную стену, словно трухлявое дерево.
Он вышел на свободу.
Поцеловал Марину, потрепал по голове Аню, подарил легкую смерть Зое.
Уничтожил душу каждого мужчины, что попытался встать у него на пути к небу и солнцу.
И попал в ловушку прямо в холле высокого здания, в котором пряталась его тюрьма.
Крышка захлопнулась – и стало черно.
И страшно. Потому что лицо Алексея было искажено такой дикой яростью, что Кристине на миг показалось, что он ее сейчас убьет.
Но она не сделала ни шагу назад. Так и стояла у стола, где только что перед ней бился сияющий сгусток радости и счастья. То самое золотое сияние, что наполняло ее в Айя-Софии, что отзывалось ощущением истинного дома – то, что она считала божественной любовью – все еще разливалось теплом по ее телу.
Это чувство было сильнее всего, что она испытывала до сих пор. Оно затапливало как цунами, снося все на своем пути – страхи, печали, заботы. Пока Кристина смотрела на золотой сгусток, ей казалось, что впереди ее ждет только невероятное счастье, она буквально в шаге от него. Хотя – почему «ждет»? Оно уже тут, оно пришло, все уже хорошо…
Было. Пока Алексей не захлопнул крышку, мгновенно оборвав золотые нити, тянущиеся к Кристине и опутывающие ее теплом.
– Не рано ты начала по моим вещам шарить? – зло спросил он Кристину. В прозрачных глазах плескалась ярость. – Еще женой толком не стала, а уже любопытный нос суешь, куда не следует! Я разочарован в тебе, Кристина! Ты только притворялась хорошей, доброй девушкой.
В ушах еще звенели чистым небесным звоном золотые колокольцы, поэтому рычание Алексея доносилось до нее будто издалека. Было ужасно больно от того, что свет снова спрятан под тяжелой крышкой. Больше Кристину сейчас ничего не интересовало.
Алексей это понял по туману в ее взгляде и тому, как она непроизвольно поворачивалась всем телом за контейнером, который он взял в руки, чтобы запереть в сейф. Как она только подобрала код!
Когда он поднял его, Кристина издала странный звук.
– А впрочем… – сказал Алексей и поставил контейнер обратно на стол. – Это подождет. Сначала надо закрепить наш брак.
Если бы Кристина была в ясном уме, она бы насторожилась и испугалась, услышав странные нотки в его голосе. Но отголоски золотого света действовали как анестезия, сглаживая все неприятные чувства. Поэтому она дернулась только когда Алексей жестко развернул ее спиной к себе, прижав к краю стола и стал расстегивать ремень на брюках.
Несчастную ночнушку, из-за которой Кристина так терзалась, Алексей задрал резко и бесцеремонно. Коленом раздвинул ее бедра, прижал ладонь к спине, заставляя согнуться почти пополам и, не успела Кристина понять, что происходит, как он резко вошел в нее. Не примериваясь, без всяких предварительных ласк, одним движением протаранив не удержавшую его преграду.
Кристина вскрикнула от резкой боли, очнувшись от своего сладостного сна. Она попыталась за что-нибудь уцепиться пальцами, но только скребла ими по гладкому дереву стола. Попыталась обернуться, но властная рука снова нажала на поясницу, пока Алексей продолжал вбиваться в ее тело, причиняя уже не такую резкую, но саднящую, неприятную боль.
– Нет! – Кристина всхлипнула. – Нет!
Но он как будто не слышал.
Слезы выступили на глазах, брызнули фонтанчиками, как у клоуна из цирка. Было больно, до жути обидно и как-то… мерзко. С каждым толчком в ее тело вливалось отвращение, будто Алексей накачивал ее им.
Сквозь пелену слез Кристина заметила железный контейнер перед собой, потянулась к нему, попыталась придвинуть к себе – непроизвольно, спасаясь от кошмара, пытаясь вернуться в райские кущи из того ада, куда была низвергнута.
Стоило ей коснуться его стенки пальцами, как в подушечки толкнулось живым пульсом. И отдаленным, словно воспоминание, теплом.
Ощущение бесконечной любви, смутное как сон, смешалось в ней с омерзением. Густой, страшный коктейль, от которого кружилась и болела голова.
Кристина попыталась набрать воздуха в легкие, но в этот момент, Алексей резко вышел из нее и развернул ее лицом к себе.
Он так и не разделся. Пиджак, белая рубашка, отглаженные брюки – и торчащий из них член с разводами крови на нем.
– Действительно невинная, – с удовлетворением сказал Алексей. – Молодец, сохранила себя для мужа. Тем лучше.
Он подхватил ее под локоть и потащил к кровати, приглашающей продолжить своей снежной белизной простыней. Толкнул ее вперед, а сам неспешно стянул пиджак, галстук, расстегнул рубашку.
Онемевшая от отвращения и ужаса Кристина села на край, глядя распахнутыми глазами на то, как аккуратно он вешает брюки на спинку стула, по одному снимает носки и так же прилежно выкладывает их рядом друг с другом, бережно расправляя.
Поверх он положил трусы и подошел к ней уже совершенно голым, нисколько не стесняясь своей наготы. Он был здесь хозяином, это чувствовалось в каждом жестве, в каждом вдохе. Его властность завораживала Кристину, словно кролика – разворачивающиеся и сворачивающиеся кольца удава. Ей даже в голову не пришло спасаться бегством. От чего? От кого? От мужа, который делает то, что положено делать мужу в ночь после свадьбы?
– Давай ложись, – сказал он, но пока Кристина заторможенно соображала, не снять ли ей ночную рубашку, он тяжело вздохнул и с легкостью опрокинул ее на кровать. Отдернул одеяло, свернул его и, как куклу, перевернув Кристину на живот, подложил ей под бедра. Задрал подол ночнушки и проник в ее тело, снова причиняя боль. Не такую сильную, как в первый раз, но вызывающую еще больше отвращения.
Кристина уткнулась лицом в подушку, чтобы слезы впитывались в нее и только считала про себя до ста, до тысячи, до трех тысяч, пока он дотрахивал свою молодую жену, то приподнимая ее бедра выше, то наваливаясь всем