Вдруг в дело замешана ее семейка? С этими фанатиками никогда не разберешь.
– Какой приход посещаете? – закинул я удочку.
– Главный Храм, – казалось, она немного напугана тем, как скачут мои вопросы. Но отвечала четко и не мялась. – Мои родители очень строгие, и если откроется, что я так обманула их доверие… Для меня это может плохо кончиться.
Главный Храм, значит.
– И как поживает отец Велимудр? – невинно спросил я.
– Простите, – вот тут она замялась. – Но в нашем Храме нет Жреца с таким именем. Мой духовный отец – Миролюб. Я не знала, что появился новый Жрец.
С главой крупнейшего храма Столицы – Миролюбом – за эти полгода я познакомился прекрасно. И, конечно же, в их приходе не было и не предвидится никакого нового Жреца. Я ослабил хватку. Судя по всему, она из традиционной религиозной семьи. И даже если они поехали головой на почве ярого соблюдения устаревших правил о воздержании от передовых технологий, вряд ли глубоко верующая семья примется убивать в храмах имени своего Бога.
– Как же вы оправдываете свое отсутствие в столь поздний час? – примерно в это же время я видел ее танцующей в прошлый раз, а потому решил, что сегодня она пропускает занятие танцев, чтобы дать показания.
– Сказала им, что помогаю в приюте для бездомных, и отец дал разрешение на поздние смены. Я и правда работаю в приюте, но лишь днем, а вечера – для танцев, – еле слышно прошептала Павлина, после чего подняла на меня широко распахнутые глаза: – Я ужасный человек. Потакаю своим прихотям и слаба в вере, но я не делала ничего плохого.
С сожалением я осознал, что был слишком груб. Она прекрасно поняла, что попала под подозрение. Возможно, мои коллеги правы и я просто в какой-то момент превратился в машину для раскрытия преступлений, утратив напрочь любые человеческие чувства. Еще раз внимательно взглянув на ее бледное, осунувшееся от переживаний лицо, я неожиданно – даже для самого себя – спросил:
– Быть может, вы согласитесь поужинать со мной на следующей неделе?
5. Год 857 от Великого Раскола
Весна ворвалась в Столицу неожиданно и рьяно. Не верилось, что еще неделю назад деревья были голыми, с чуть наметившимися почками. В этом году было непривычно тепло. Пронзительное бескрайнее голубое небо. Яркие лучи солнца, которые отражались в водах каналов. Город сверкал, словно позабыв о своей обычной серости. Природа будто вторила моему безудержному счастью. А счастлив я был до неприличия. До такой степени, что завел привычку напевать под нос что-то бессмысленно-веселое.
Мир перестал казаться жестоким, беспощадным и пустым. Не может быть пустой жизнь, в которой есть место такой любви. Я буквально пари́л. Конечно, немало способствовало приподнятому настроению и то, что за последние два месяца сумасшедшие сектанты поутихли. Никаких птичьих трупов. На раскрытие убийства сына Судьи были брошены все силы, но мы не особо продвинулись. Это дело было словно заколдованным. Но ничто, даже выволочки от начальства, не могло испортить мне настроения. Коллеги в участке начали поглядывать на меня с нескрываемым изумлением. Теперь я почти всегда приходил на работу в хорошем настроении, и даже проступки следопытов и потрошителей, которые раньше выводили меня из себя, стали казаться мелкими и ничего не значащими.
Секрет моего перевоплощения и любви к ближним был прост. Я был по уши влюблен. И взаимно. Хотелось обнять весь мир. Быть добрым, великодушным и понимающим.
Последние два месяца были раем на земле. Я и прежде влюблялся и пытался строить отношения. Но такое со мной было впервые. Я знал, что Пава предназначена мне свыше. Это моя судьба. Я любил ее так сильно, что порой казалось, меня вот-вот разорвет от эмоций. Когда не получалось сдержаться, я хватал любимую в крепкие объятия и принимался кружиться вместе с ней. Иногда это случалось на улице, и на нас оборачивались прохожие. Но я не чувствовал смущения. Я хотел кричать о своей любви на весь мир. Пава лишь звонко хохотала, обнимая меня в ответ.
Конечно, мы не могли проводить вместе очень уж много времени. Моя работа предполагала сильную занятость, да и родители любимой никуда не делись. Пава забросила танцы, и у нас были романтические свидания по вечерам дважды в неделю. И порой нам удавалось прогуляться днем или в выходные. Несколько раз мы ходили в театр и на концерт. Но, если честно, мне вовсе не нужны были светские мероприятия. Мне хотелось времени наедине, как во время вечерних свиданий. За приготовлением совместного ужина, за домашними делами, в тепле и неге моей прежде холостяцкой квартиры. Теперь же это было уютное гнездышко, где никто не мог помешать нам любить и быть счастливыми. Пава смогла с легкостью и ненавязчивостью наполнить это холодное и пустое пространство теплом, превратив его в нечто большее. Дом, в который хочется возвращаться.
Конечно, она бывала у меня лишь дважды в неделю. Конечно, она никогда не оставалась на ночь. Ровно в девять вечера она поднималась с постели и начинала быстро одеваться, приводя себя в порядок. Часа хватало, чтобы собраться и проводить ее до дома родителей. Точнее, до аллеи, где меня никто не увидит из окна. К сожалению, их квартира располагалась на той же стороне, что и вход в дом. Поэтому всё, что мне оставалось, – поцелуй украдкой под тенью деревьев и болезненный укол в сердце, когда ее фигурка скрывалась за тяжелой дверью… Всегда оборачиваясь и посылая мне воздушный поцелуй, прежде чем исчезнуть в парадной.
Иногда мы спорили. Я хотел представиться ее строгим родителям. У меня были серьезные намерения, я не какой-нибудь подлец, желающий воспользоваться доверием Павы. Но она говорила, что еще не время.
– А когда будет время? – настойчиво спрашивал я.
– Послушай, – в который раз уговаривала она, жалобно сдвинув брови. – Я только-только на этой неделе рассказала, что познакомилась в приюте с приличным молодым человеком. Будет странно, если я приглашу тебя в гости сразу. Отец может неправильно меня понять.
Я был согласен с ее доводами, но слишком нетерпелив. Потому что я купил особую ленту. Может быть, кому-то покажется идиотизмом покупать свадебную ленту [8] через два месяца после первого свидания, но я знал, что хочу жениться на ней. Знал так же четко, как то, что небо голубое, а трава зеленая. И хотел, чтобы Жрец в Главном Храме связал нас на всю жизнь. Я, тот, кто презирал устаревшие ритуалы и условности, мечтал о традиционной свадьбе.
Конечно, после того, как однажды я увидел Паву с синяком на скуле, рисковать безопасностью любимой не хотелось. Ее отец был крут нравом. Меня переполняли гнев и ярость, хотелось вытрясти из него душу.
