и не привлекали.
И не грозили бы колонией.
Или просто побоялись выносить мусор из избы? С шерифом Лука потолкует, но вряд ли узнает чего нового. Местечковые шерифы отличались на редкость избирательной памятью.
– Окончил… отзывы крайне нейтральные. Я бы сказала, что его недолюбливали.
– Чего?
– Причин не назову, тут стоит поискать кого-то из однокурсников, но… за такими вот казенными обтекаемыми фразами редко скрывается симпатия. Скорее чувствуется, что ругать желания нет, но и хвалить не за что. А вот с компаньонами бывшими потолковать стоит.
Она отложила лист в сторону.
– Я договорилась о встрече. Они были не слишком рады.
А учиться парню было непросто. Стипендия стипендией, но он все равно остался полукровкой. И чужаком. Провинциалом из маленького городка.
– Он симпатичный… – задумчиво протянула Милдред. – Но невезучий…
– С чего?
Легкое пожатие плечами.
Шея у нее длиннющая. И родинка на ней смотрится украшением.
– В университете явно случился конфликт… смотри, до третьего курса у него табель вполне приличный. Не сказать, что выдающийся, но без откровенно низких отметок. А дальше будто перелом… и он с трудом выплывает. К слову, право на стипендию утрачивает примерно тогда же…
– Загулял?
– Возможно… но тогда вопрос: как он жил? – Когда она смотрела вот так, Лука чувствовал себя… да тем, кем и был, нелепым провинциальным уродом, которому не место рядом с такой женщиной. И близко не место. – Кто покрывал его траты на учебу? Платил за проживание? Да и в остальном…
Это да. Учеба – удовольствие дорогое. И стипендии с самого начала не хватает. Луке ли не знать? Он свою кровью выгрыз.
Сломанным ухом. И позвоночником, который порой потрескивает. Болью в ребрах. Десятком медалек, которые дали основание претендовать… звание самого успешного боксера в среднем весе… нет, ему повезло.
Точно повезло. Только…
Спортсменов-то любили, но это если они из себя ничего так. А Лука и в молодости был мало красивей обезьяны. И разговаривал так, что создавалось ощущение, что и мозгов у него немногим больше, чем у этой несчастной обезьяны.
И кличку свою заработал сполна.
И смешки за спиной, шуточки дурацкие… а еще учеба. Учеба давалась с трудом, хотя Лука и старался. Потом-то уже легче пошло, когда разобрался во всем, что прочие полагали вещами вполне себе обыкновенными. Но репутация уже сложилась, а ее, как кличку, хрен переменишь.
– Может, тогда с наркотой и завязался? – Лука листочки тоже взял, взглядом скользнул, поморщился – буковки были махонькими, да и те едва-едва виднелись. Небось давно уже ленту на машинке заменить следовало бы… без очков не разберешь.
И очки имелись. В кармане. Но…
– Надевай уже, – Милдред сказала это в сторону. – Я тебя в них все равно видела.
Ага…
Шансов стало еще меньше. Если без очков Лука походил просто на гориллу, то горилла в очках – это даже не грозно, это смех один.
Но огрызаться не стал. Милдред не виновата, что у него с глазами слегка… не то.
– И полагаю, в твоем предположении есть доля истины. Университет, даже провинциальный, место, где без денег не обойтись. Во многом именно состояние и определяет статус. Допустим, первое время он учился, старался, но постепенно понял, что своим все равно не станет. Его не приняли ни в одно общество… даже спортсмены. Это странно.
– Да нет. Им уроды тоже без надобности.
Лука осекся. Покосился.
С нее станется, с ведьмы светловолосой, зацепиться за эту оговорочку да и вытянуть все, о чем Лука предпочел бы помалкивать. Но ведьма лишь кивнула, принимая сказанное за данность.
– Значит, он был, как ты выразился, уродом. Изгоем, что не могло не задевать. Особенно если у него имелись амбиции.
Имелись.
Амбиции там у всех имелись. И у девок из группы поддержки, которые мнили себя королевами. Да и вели, как им казалось, по-королевски. И у королей, полагавших, что им дозволено если не все, то очень и очень многое. И у тех, кто попроще, но мечтал подняться повыше, пополнить собой ряды королей и королев.
И даже у уродов навроде Луки.
– В таком случае, разочаровавшись в одном пути, он вполне мог рискнуть испробовать другой, более легкий. Наркотики в подобного рода заведениях, к сожалению, данность.
Ага.
Еще какая. Травкой там едва ли не каждый второй балуется, если не каждый первый. И Луке предлагали: сперва попробовать, но когда он нос за предложение свернул – чай, не дурак, видел, чем оно заканчивается, – и поучаствовать в деле. А что, всего-то и надо, что пакетики взять да разнести. И деньги неплохие обещали.
Многие соглашались. А Лука отказался.
Пришлось, правда, отказываться трижды, и на третий раз сломать и руку дающую или как там оно, чтоб по Писанию? Скандал вышел изрядный. Даже исключить хотели, потому как нехорошо сыновьям декана руки ломать, они им для великих дел дадены. Но разбирательство началось. И закончилось, когда Лука сказал, что готов ментальное сканирование пройти, да…
В общем, готов он не был, ибо дело такое, что и последние мозги растратить можно. Но поверили.
Замяли. Предложили перевод в другой университет, силового, так сказать, профиля. А он и согласился, смекнув, что тут все одно жизни не будет.
Так оно и получилось, к обоюдной, так сказать, выгоде.
А Дилан все равно сел, пусть и пятью годами позже. И за дурь, и за групповое изнасилование, на которое решился, потому как от дури мозги совсем расплавились. Но это дело прошлое.
– Вполне вероятно, что об этом узнали, но скандал никому не был нужен, – иногда Милдред прикусывала губу. – Тогда понятно, почему ему позволили доучиться, но не приняли в Ассоциацию [2]. И дальнейшее тоже. Но это исключительно теория.
Она собрала листы. Поднялась. И сказала:
– Напрасно ты очки не носишь. Тебе идут.
Издевается?
– Зато ты каблуки носишь.
– Не идут? – и бровку этак насмешливо приподняла. Кому другому Лука ответил бы… и ей ответил:
– Идут. Но ведь спина.
Милдред вздохнула:
– У всех свои недостатки…
Контора «Ваш консультант» располагалась на углу Кейбери и Винтер-стрит. Район уже не богатый, но еще не настолько бедный, чтобы коврик у двери казался излишеством. Правда, был он слегка затерт и грязен настолько, что Милдред просто переступила, порадовавшись, что сегодня выбрала брюки.
Красные.
Почему-то ей казалось, что этот цвет несказанно раздражает Луку. Ишь, косится. И хмурится. И головой крутит, то ли чтобы на нее не смотреть, то ли, наоборот, выискивая наглецов, которые слишком уж глазеют.
А таких хватало.
И вряд ли внимание их привлекла лишь Милдред. Лука в кашемировом
