бы самому посетить вас, но дела совершенно затянули.
— Это уж точно, — усмехнулась она устраиваясь. — Дел у вас действительно хватало, и вы сумели впечатлить абсолютно всех. Неожиданно выяснилось, что те рассказы о ваших полномочиях, в которые многие даже не поверили, были просто невероятным преуменьшением. А после того, что вы сделали с Орловскими, все сидят тихо по углам, и надеются, что вы на них не посмотрите.
— Вот теперь вы преувеличиваете, — недовольно поморщился я. — И я совершенно ничего не делал с Орловскими. Наоборот, помог им минимизировать возможные проблемы. Я вообще не знаю, как там глава семейства разобрался со своим племянником. Судя по вашим словам, разобрался довольно радикально.
— Немного преувеличила, — согласилась Анна. — В общем-то, наши авгиевы конюшни давно пора было почистить, но вы сделали это настолько быстро и решительно, что все просто оцепенели от неожиданности.
Я на это только пожал плечами, не зная, что сказать.
— Собственно, я сейчас выступаю, как посланник нашего рифейского общества, — продолжала она. — Всех волнует вопрос: когда можно будет вернуться к нормальной жизни? Или, выражаясь яснее: когда вы откроете город? Всем нужно отгружать продукцию, да и связь тоже необходима.
— В общем-то, мы уже закончили, — ответил я. — Завтра все городские службы будут функционировать в нормальном режиме, а мы отправимся домой. И кстати, должен поблагодарить вас за помощь, она была поистине бесценной.
Анна кивнула в ответ, принимая благодарность.
— У общества есть ещё вопросы, если позволите, — она вопросительно посмотрела на меня.
— Почему же не позволю, спрашивайте, — хмыкнул я. — Постараюсь ответить на что смогу.
— У нас бродит слух, что вы станете наместником всего края…
— Полная чушь, — решительно отказался я. — Это просто физически невозможно. Я ещё студент. Что-то я могу сделать на каникулах, но с началом учебного года мне нужно быть в Академиуме.
— На каникулах! — Анна закатила глаза. — Вы не обижайтесь, но звучит это просто дико. На каникулах по-быстрому разнести город и уехать учиться дальше.
— Согласен, звучит немного странно, — засмеялся я. — Но что поделать? Князь приказал мне этим заняться, и мне ничего не оставалось, кроме как выполнять.
— И всё-таки — что будет дальше с городом? — настаивала она.
— Не знаю, честно. У меня будут интересы в Доломитном, а в Рифейске у меня никаких интересов не предполагается. Если же князь спросит моего мнения, то я посоветую ему создать нормальный уезд с центром в Рифейске. Город давно перерос уровень военного поселения. Будь Рифейск обычным уездным городом, он вряд ли превратился бы в бандитское гнездо. Бесконтрольная концентрация власти в руках нескольких людей приемлема для маленького военного форта на окраине, но для города такая модель не годится, в чём мы все и убедились.
— Кстати, раз уж вы упомянули Доломитный, — заметила Ренская. — У меня как раз гостил Норит, и он был просто потрясён, как решительно вы здесь всё почистили. Не знаю, что он расскажет старейшинам, но думаю, они о многом задумаются.
— Они меня больше не интересуют, госпожа Анна, — покачал головой я. — Они отказались работать с нами, и теперь наше семейство будет иметь дело только с Кальцитом. Через некоторое время они наверняка захотят сотрудничать, но мы просто не сможем с ними работать — дворянское семейство не имеет права заниматься торговлей. Это можно было сделать с самого начала, но сейчас, когда мы уже создали нашу с Кальцитом компанию, торговлю нам туда не втиснуть. Зато вы торговать можете.
— Вы предлагаете нам покупать их металлы? — удивилась она.
— А почему бы и нет? Это ваш профиль, поэтому я и посоветовал карлам обратиться с этим к вам. А вот своим бабкам Ренским я об этом варианте рассказывать не буду. Когда старейшины обратятся к вам, доложите об этом как о своей инициативе. У карл есть очень интересные металлы и сплавы, и я думаю, такая инициатива зачтётся вам положительно.
— Я подумаю над этим, — по глазам было видно, что идея её зацепила, и она уже начала что-то прикидывать. — Спасибо, господин Кеннер.
Отчёт о поездке я послал в княжескую канцелярию сразу же по приезде, и князь вызвал меня к себе уже на следующий день.
— Ну, здравствуй, Кеннер, — приветствовал он меня. — Вернулся, значит?
В эмоциях у него была странная смесь разных, даже местами противоположных чувств, и разобраться в этой смеси было совершенно невозможно. Впрочем, серьёзной злости там не было, хотя недовольство определённо присутствовало.
— Здравствуй, княже, — поздоровался в ответ я. — Вернулся.
— Ну и как съездил? Успешно?
— Сложно сказать, княже, — осторожно ответил я. — Успех ведь каждый по-своему понимает. Это тебе решать — успешно я съездил или нет.
— Каждый по-своему, верно говоришь. Взять, к примеру, Курта, так он насчёт твоего успеха совсем не уверен. Вот прямо сам не свой был от злости. Чем же ты ему так не угодил?
Любит наш князь прикинуться ничего не знающим. Удобно, конечно — каждый ему объясняет, а он сравнивает объяснения. Хотя почему именно князь? Так делает любой начальник, который хоть чуть-чуть умнее канцелярского пресс-папье, да я и сам точно так же поступаю.
— Гессен там решил кое-кого пристукнуть по-тихому, и свалить всё на меня, — объяснил я. — Насколько я понял, он собирался прибить человека архиепископа Рижского. Ну а я не позволил его людям выполнять какие-то тайные приказы.
— А что там Курт имел против человека Богарта?
— Это у Гессена спрашивать надо, — я равнодушно пожал плечами. — Хотя тот, судя по всему, из кананитян — может, поэтому?
— Если он из кананитян, то тогда всё верно, надо было его прикончить, — глубокомысленно покивал князь. — Закон у нас такой, сам же знаешь. Dura lex sed lex[7]. Ну и почему ты ему помешал? Что это за внезапная любовь к кананитянам? Ты в своём Раппине, как я погляжу, совсем имперцем стал — может, ещё и в христианство перейдёшь?
[7 — «Закон суров, но это закон» (лат.) — крылатая фраза, приписываемая чаще всего Цицерону.]
— Во-первых, зачем мне ссориться с архиепископом? — Наезд насчёт христианства я предпочёл оставить без внимания. Как начнёшь оправдываться, так сразу же и
