нет родителей, есть только архитекторы.
– Виктор хочет напугать тебя. Монстры не могут убивать людей. Им не позволено.
Ника перевела дыхание.
– Монстры, – шепотом повторила она. – Хватит с меня монстров.
Она метнула ненавидящий взгляд в сторону шкафа.
– Я сожгу его, – зло произнесла Ника. – Клянусь, я сожгу его этой ночью.
Это не входило в планы ангела. Нельзя возвращаться во Францию без Дмитрия.
– Ты уверена? – уточнил он. – Давай подождем.
– Чего? Когда Виктор до нас доберется?
Она подошла к шкафу, открыла дверцу. Солнечный свет ослепил монстров, вешалки качнулись.
– Хочу сжечь мосты и наконец-то уехать из этого проклятого города.
– Мы не сможем уехать без кота, дорогая, – попытался образумить ее Адель.
– Тогда убей его!
Адель взглянул на трехметрового Дмитрия, сглотнул.
– Он должен ослабеть. При этом его нельзя травить или бить электричеством, качество шкуры заметно ухудшится. Просто подождем.
– И сколько нам ждать? Он не ест и не пьет уже вторые сутки.
– Да-а, – протянул Адель. – Живучий попался, гад.
Дмитрий висит в одном метре от меня и с интересом слушает, каким образом его убьют. Он не в силах пошевелиться. Его ненавидят просто за то, что он еще дышит. Я ощущаю ангельский запах Аделя, смешанный с ароматом Ники и солнечным светом. Мне становится дурно.
– Я так и знала, что у нас ничего не получится, – мрачно говорит Ника. Она поворачивается к ангелу, в глазах стоят слезы.
Адель не понимает, что происходит. Он не знает, что делать.
Ника начинает рыдать, она захлебывается слезами, уткнувшись ему в плечо. Ангел легко касается рукой ее талии. Он чувствует, что ему сейчас надо молчать: он совершит фатальную ошибку, если начнет ее утешать. Единственное, что от него требуется, – это впитывать эмоции и защищать ее от крупнокалиберных взглядов монстров.
Адель понимает все, что происходит. Он знает, что делать.
Ника поднимает голову: тушь течет по ее красным щекам, подбородок слегка дрожит. Она пытается сказать «извини», но выходит только прерывистое «ни-ни».
Сейчас самое время подать голос.
– Все хорошо, – невозмутимо отвечает он. Вторая рука ложится на талию Ники.
– Ты возьмешь нас с мамой в Париж? – она всхлипывает, вытирая слезы.
Ангел кивает и нежно целует Нику, придерживая ее голову рукой. Ника не сопротивляется. Адель впивается губами в ее губы. И вот она – идеальная пара – вспыхивает всеми оттенками страсти в лучах утреннего солнца.
Я смотрю на влюбленную пару, и во мне вскипает ярость.
Я не моргаю даже тогда, когда солнце лезет мне под ресницы.
Я не отвожу взгляда от ангела, пока Ника не закрывает дверь шкафа.
Никто не выберется из шкафа, кроме Дмитрия. Эта мысль не дает мне покоя. Как же я теперь без Ники? Смерть, как всегда, приходит неожиданно. Хотя, если рассудить, конец наступил с того самого момента, как только Адель появился в комнате. Проклятый ангел, что ему понадобилось в этом городе? Он целовал Нику в губы, о чем я мог только мечтать. Я не выдержу, если ее сердце достанется какому-то скорняку. Нет. Я убью ангела, как только выберусь из этого проклятого шкафа.
Нужно срочно что-то предпринять, например, сломать дверь или превратиться в Дмитрия. Но тогда меня убьют в первую очередь. А после Дмитрия здесь не останется ничего, кроме огня.
– Они думают, что я умру от голода, – бубнил Дмитрий. – Только они не учли, что я не травоядный.
Не травоядный. Хищник. Мысль молнией проносится в моем мозгу. Безумная идея, как можно выбраться из шкафа.
– Ты не в себе, как я вижу.
– Не в себе?! С меня собираются живьем содрать шкуру! Адель ждет, когда я ослабну и перестану сопротивляться. Но этот крылатый не дождется, я так просто не сдамся!
Он и прежде знал, что его рано или поздно убьют, но протестовать начал именно сейчас. В этом монстры схожи с людьми.
В шкафу тем временем началась настоящая давка, никто не хотел умирать в огне. Мы готовы были умереть от голода, от недостатка воздуха, от вонючих испарений, ибо с самого нашего появления осознавали, к чему все идет. Смерть была далека и туманна. Но стоило Нике произнести страшное «я сожгу шкаф этой ночью»… Монстры открыли воспаленные глаза, вешалки затряслись, спящая сила заиграла в мышцах. Кто-то взорвался от испуга, забрызгав водянистой кровью дорогую шерсть Дмитрия. Стало совсем жарко. Кипятильно. Шкаф превращался в раскаленный добела котел.
– Я не хочу умирать, – выдавил из себя Дмитрий. – Только не так.
– Я тоже не хочу.
Дмитрий голодал вторые сутки, и это было мне на руку. Я его заставлю себя проглотить, после чего уплотню кожу, выпущу шипы. Его организм никогда меня не переварит, а сам он не доживет и до вечера. У Аделя не останется выбора, кроме как забрать тело и быстро снять шкуру, пока та не испортилась. И тогда я покажусь. Выпрыгну из кота, вот это будет сюрприз. И тогда я узнаю, действительно ли монстры не кричат. И тогда я попробую на вкус божественную кровь. И тогда Неверон – этот мертвый город – превратится в рай для ангелов.
Осталось только вывести из себя Дмитрия, разбудить в нем, так сказать, внутреннего монстра. Я его давно знаю, нужно всего лишь надавить на больное.
– Ты не выберешься живым, – предупредил я. – У тебя ни единого шанса.
Дмитрий устремил на меня убийственный взгляд, выпустил когти.
– Не болтай лишнего, – процедил он сквозь зубы.
– А что тут лишнего? Ты очень слабый.
Сейчас он сорвется, не выдержит. Да, я использую его, и что с того? Его жизнь ничего не стоит. Хотя Адель со мной бы, конечно, не согласился.
– Твоя шкура дорого обходится всем нам, – продолжаю дразнить его я. – Если бы не ты, Ника бы никогда не встретила Аделя.
– Еще слово…
Я молча выдираю у него клок шерсти. Он гневно рычит в ответ и скалит желтые зубы. Вешалка прогибается, тяжелая лапа вдавливает меня в пол. Сейчас начнется.
Перед погружением в огромную пасть я резко меняю обличие, уменьшаюсь в размерах, кристаллики кожи уплотняются, становятся алмазно-прочными. Дмитрий безуспешно пытается их прокусить. Я верчусь у него во тру, как стальная шестеренка, не ощущая ни малейшего давления. Спустя пять минут, изрядно попортив зубы, он все-таки решается проглотить меня. Коты никогда не отличались умом и сообразительностью, монстры – тем более.
Сегодня вечером Дмитрий умрет.
Сегодня я выберусь из его тела.
Сегодня сердце Ники будет моим.
Солнечный свет заиграл на сонном лице
