прибавит, не меньше. А может, и больше.
– Но, чтобы получить вторую, мне надо выполнить то, о чем вы меня просите?
– Отчасти да, – подтвердила Верея. – Ничто в этом мире просто так не дается. Первая часть лекарства – это я долг вернула за дела своего сына. А вторая – уж извини. Ты же не просто так его врачуешь, верно? Есть у тебя какой-то свой интерес, не может его не быть. Значит, чтобы получить его, надо потрудиться. Я подсказала тебе, как именно, а дальше думай сам, надо оно тебе, не надо.
Верея вложила флакон мне в руку.
– Да, на всякий случай, чтобы ты дурного чего не подумал обо мне, клянусь именем матери нашей, берегини Ладимиры, что зелье, что я тебе дала, не отрава и вреда никому не принесет.
Умная. И хитрая. Я же говорю – женщина-мечта. Но не моя, не дай бог в такую влюбиться. Тогда только одно останется – разбежавшись, прыгнуть со скалы.
– Вот, держи еще, – Верея сунула мне в руку визитку. – Если сладишь то, о чем говорили, приезжай, гостем дорогим будешь, обещаю. Ну и скидку тебе дадим на проживание в люксе отеля, если в моем доме не захочешь остановиться. Процентов на тридцать, не меньше.
Она встала с лавочки и продолжила:
– Судьба такова, Саша. С ней не стоит спорить, она лучше нас знает, как и когда что делать.
– Верея, можно еще один вопрос? – я тоже поднялся на ноги.
– Хоть два.
– Есть девушка. Там все очень плохо, болезнь крови. Я кое-как поддерживаю в ней жизнь зельями, но они уже почти не действуют. Все, с кем я говорил, сказали, что ей не жить, что это конец и вариант только один – перемена участи.
– Грязное средство, – поморщилась ворожея. – Ведьма совет давала? Ведьма, вижу. Нет, мальчик, уж лучше смерть, чем чужая судьба. Если на такое пойти, то на эту девочку обрушатся не только все те беды, что ей самой были предназначены собственной жизнью, но и те, которые собрала бы на своем пути та, чью долю она получила. Жизнь людская и так не сахар, а если горе еще и удвоить… Повторюсь, лучше не жить.
– Но еще мне сказали, что если из сильно старого мандрагыра…
– Я поняла, – кивнула Верея. – Да, есть такое зелье. Сама я его варить не умею, умений моих не достанет, но то я. А вот наша старшая и не на такое способна, ей большая сила дана. Если приедешь – замолвлю за тебя слово, а дальше ты с ней сам говорить станешь. Упросишь – поможет. Нет… Ну, значит, нет.
Она снова потрепала меня по голове, развернулась и пошла прочь.
Я глянул на визитку, что держал в руке. Там была нарисована веселая березовая рощица и небольшой родничок, над всем этим вилась надпись: «Экоферма “Ладные ключи”. Ваш проводник в мир исконных ценностей. Группам более 20 человек предоставляются хорошие скидки».
И адрес с телефоном.
– Саш, а ты чего тут? – спросила у меня Жанна. – А?
– Воздухом подышать вышел, – ответил я. – Быстро ты обернулась туда-обратно!
– Так как Толика послушала, сразу рванула обратно. Саш, с этим придурком надо что-то срочно делать!
– С каким из? – уточнил я, заранее зная, что она ответит.
– С тем, что в цепях сидит, – взвизгнула Жанна. – Пока в цепях. А через день-другой, поверь мне, он уже без них будет. А через три сюда заявится!
– Судьба, – потер я ладонью лоб. – Ее не обманешь.
– Чуть не забыла. – Это вернулась Верея, причем я даже не заметил, как она снова подошла ко мне. – Если все случится так, как и должно случиться, то будь любезен, выполни еще одну мою просьбу.
– Какую? – мне очень хотелось пошутить на тему «пусть все будет, так как ты захочешь», но я не стал этого делать. И настроения нет, да и ситуация немного не та. Да что там, даже не немного.
– У Истомы на затылке есть небольшая седая прядка волос. – Ладонь ворожеи легла на мою голову. – Вот тут. Срежь ее для меня. У нас, наследниц берегинь, с Жизнью и Смертью свои отношения, особые. И традиции тоже свои, на все случаи, что в жизни бывают. Он все же мой сын… Ты же понимаешь, о чем я?
– Не уверен, но это не столь и важно. Хорошо, если все случится так, как вам хотелось бы, я выполню вашу просьбу.
Был уверен в том, что сейчас она произнесет нечто вроде «когда случится», очень эта фраза в нашу беседу вписывалась, просто напрашивалась, но нет. Ворожея печально и обезоруживающе улыбнулась, развернулась и направилась прочь от меня.
– Верея, – окликнул я ее.
– Что? – остановилась женщина, но разворачиваться ко мне не стала.
– Не знаю, что у вас там за отношения с Жизнью, может, они и в самом деле какие-то другие, чем у остальных. Но насчет остального – не беритесь судить о том, о чем не знаете.
– А ты знаешь? – все так же не поворачиваясь, спросила Верея. – Не так ли?
– Я? Чуть-чуть больше, чем вы, но это позволяет мне давать подобные советы.
Верея развернулась ко мне, и я отметил, что лицо ее изменилось, ушел из него мягкий свет. Черты стали резче, под глазами легли черноватые тени.
– А если я когда-нибудь попрошу рассказать мне о том, что я не знаю, ты сделаешь это?
– Нет, – качнул головой я. – У каждого свой путь. Вы рассказываете людям о том, как хороша жизнь в единении с природой и насколько мир стал бы лучше, если бы все отринули блага цивилизации, я… Скажем так, тоже занимаюсь тем, что лежит где-то на грани правды и здравого смысла. Вот и давайте дальше каждый будет заниматься своим делом, так больше шансов на то, что и вы, и я проживем подольше. Вы славная женщина, Верея. Мне бы не хотелось, чтобы ваше любопытство завело вас на тот путь, который выбрал ваш сын. Вы мне понравились.
Верея положила правую ладонь на грудь, туда, где бьется сердце, и чуть склонилась в поклоне, причем в этом жесте не было ни тени комизма или чего-то подобного, что заставило бабку с первого этажа, которая, торча в окне, не таясь слушала наш разговор, приоткрыть рот.
– Я умею ценить искренность и добрую волю, ведьмак. И умею быть за подобное благодарной. До встречи. Уверена – скорой.
На этот раз я ее останавливать не стал. Вроде все сказано, чего еще-то?
– Смолин, а Смолин, – задумчиво протянула Жанна. – Скажи, а что с тобой не так?
– А? – повернулся я к ней.
– Саш, тебя с непреодолимой силой в последнее время тянет к теткам сильно за сорок, – с неподдельной тревогой в голосе сообщила мне она. – В твоем случае это ненормально.
– Чего? – выпучил глаза от удивления я.
– Того, – Жанна всплеснула руками. – Нет, если бы ты был мамсиком или там не сильно симпотным, короче, таким, на которых охотно клюют леди «последний шанс», то понятно, вопросов нет. Но ты-то в порядке, я же знаю. Вот и выходит, что это у тебя либо свежеприобретенный комплекс, либо давняя, возможно детская, психологическая травма, которая прорезалась только сейчас. В любом случае тебе надо к психологу идти. Когда молодой и симпатичный парень доброй волей реагирует исключительно на женщин за сорок, то надо что-то с ним делать.
– Надо, – кивнул я. – Надо было тебя тогда в Италии в подземелье оставить лет на десять, чтобы дурью не маялась и мозги мне не делала. Тьфу!
После я раскланялся со старушкой, которая неотрывно смотрела на меня, как должное принял ее жест, связанный с покручиванием пальца у виска, и пошел домой. Вот тоже, кстати, метка моего нравственного перерождения. Раньше бы, наверное, расстроился, поскольку уже к вечеру все пожилое народонаселение нашего и соседних подъездов будет знать, что я допился до белой горячки и разговариваю с пустым местом, а теперь как-то пофиг стало. Ушло от меня это врожденное опасение «а что другие подумают», как и не было его. С другой стороны, оно и хорошо. Вон про Маринку с того времени, как у нее сиськи вылезли, говорят, что она шалава, а ей и горя нет. Впрочем, в данном случае это не слух, а чистая правда, так что вроде как и обижаться
