вернулось в норму. Тьфу ты! Ну и шуточки у Таланта. Хотя полезно, весьма полезно. Ещё бы научиться вызывать этот фокус по своему желанию.
— Садитесь, Александра, я увидел всё, что нужно. Сегодня отдыхайте, делайте что хотите. А завтра мы продолжим наши занятия.
Девушка засветилась от счастья и сделала реверанс.
— Спасибо, Константин Платонович!
— Я тоже хочу отдохнуть, — усмехнулся Бобров, — почему никто мне не говорит: Петя, делай что хочешь, выпей шампанского, развлекайся.
— Пётр, — я подошёл и похлопал его по плечу, — тебе моя особая благодарность. Спасибо, что сотворил чудо и привёз Судью. Отдыхай, делай что хочешь, спи, ешь, гуляй. Мой дом всегда для тебя открыт.
Бобров кивнул, на секунду задумался и просветлел лицом.
— Костя, не возражаешь, если я у тебя на охоту схожу? Сто лет не был.
— Ой, да пожалуйста. Лес к твоим услугам. Только возьми «огнебой» попроще, а не тот, из которого вчера стрелял. А то вместо зайца только уши принесёшь.
* * *
Судья заявился в дом через час. Нахмурился, глядя на выбитую дверь, и вошёл в столовую, скрипя начищенными сапогами.
— Михаил Карлович, — я поднялся ему навстречу, — прошу с нами выпить чаю.
— Нъет. Сначала служба. Мнъе надо с вами поговорить.
— Тогда пройдёмте в кабинет.
Мы поднялись на второй этаж. Я закрыл дверь, чтобы нам никто не мешал, и указал на кресло у окна.
— Присаживайтесь, Михаил Карлович.
Он отрицательно покачал головой и без предисловий спросил:
— Кто напал первый? Чей выстрел был первым?
— Сына графа Шереметева. Увы, не знаю его имени-отчества.
— Я должен убедиться в этом.
Взгляд Судьи стал тяжёлым, а возле рта пролегли жёсткие морщины.
— Показаний Петра Боброва и моих недостаточно?
Шарцберг покачал головой.
— Нъет. Я должен заглянуть в вашу память. Мой Талант невелик, но позволяет сделать это.
— Кхм. Никогда о таком не слышал.
— Вы просто не бывали под дознанием, — он хрипло рассмеялся. — Не бойтесь, это совершенно безопасно. Я обещаю не смотреть другие ваши… моменты. Слово дворянина.
Мне захотелось съёрничать по этому поводу, но я удержался. Нет, с Судьёй не надо ссориться, в слишком уязвимом положении я нахожусь. Власти должны быть на моей стороне, чтобы Шереметев не посмел повторить атаку. Ещё бы, желательно, заручиться поддержкой общественного мнения, но этим я займусь позже. С другой стороны, а если Судья заглянет в другие уголки памяти? Есть у меня тайны, которые не хочется разглашать, да ещё и «секрет», который уж точно не стоит знать окружающим. Я колебался, с каждой секундой вызывая всё большие подозрения у Судьи.
— Смотрите, — я решился, — мне скрывать нечего.
— Не переживайте, — Шарцберг понимающе кивнул, — все сомневаются, когда я предлагаю предъявить память. Не всем добровольно, к их несчастью.
Он подошёл ко мне и в упор заглянул в глаза. Зрачки Судьи расширились, превратившись в две бездонные дыры. На их дне вращалось огненное колесо — жуткая пыточная машина дознавателя. Я пошатнулся и схватился рукой за спинку стула, вовремя оказавшегося рядом. Но взгляд Судьи не отпускал, вытягивая из меня моменты памяти. Передо мной промелькнул вчерашний день — подготовка, «Принц», Знаки во дворе усадьбы, лицо рыжей, экипажи опричников, молния, слетающая с пальцев бастарда.
— Достаточно.
Судья отступил и отвёл взгляд.
— Я составил полное впечатление о деле.
Никогда больше не дам копаться у себя в памяти. Ощущение — будто меня вывернули наизнанку, вытряхнули и неаккуратно свернули обратно. Я вам не носок, чтобы со мной так обращаться! Ни одного судью и близко к себе не подпущу.
— Въи сильный человек, — Шарцберг вытащил платок и вытер вспотевший лоб. — Мало кто выдерживает досмотр и не падает в обморок.
Ещё бы! А ведь знал, собака, что мне может стать плохо, и не предупредил. Специально, да?
— Я составил мнение по этому дъелу. Граф Шереметев, как говорят в России, заигрался. Взял на съебя слишком много. Я составлю доклад в столицу и дам делу официальный ход.
Мне быстро становилось легче, и я не стал садиться.
— Въи хотите предъявить графу претензии?
— Только компенсацию ущерба, который нанесли его опричники.
Судья одобрительно кивнул.
— Прафильный выбор, Константин Платонович. В таком случае дело не будет выглядеть, — он щёлкнул пальцами, подбирая слова, — сутяжным требованием к роду. Но исключительно частным. Полагаю, граф пойдёт на догофор без суда.
Я скептически хмыкнул. Да-да, знаем — договор сюда, договор туда, и Шереметев вывернется как ни в чём не бывало. Не верю я, что такого «уважаемого» человека могу приструнить.
— Въи зря сомневаетесь, — Шарцберг заметил мою реакцию, — я лично поговорю с графом. Это не первый случай, когда он ходит по краю закона. Поферьте, он больше не будет причинять вам беспокойство. Даю слово.
Он протянул мне руку, и я пожал сухую ладонь.
— И ещё. Вы собирались в Муром оформлять бумаги, ведь так? Погодите немного, несколько недель. Общественность будет взбудоражена этим происшествием, и ваш приезд может вызвать некоторое волнение среди молодёжи. Градоначальник будет вам очень признателен, если вы чуть-чуть задержитесь.
Ты смотри, как у них там плотненько всё завязано. Ох и клубок в Муроме, я чувствую, причём не безобидных ужей, а гадюк.
— А чтобы вам было спокойнее, дам вам свидетельство, что я подтверждаю ваши права по зафещанию.
Судья взял перо и бумагу и быстро набросал документ. А затем вместо печати размашисто бросил в свидетельство сгусток эфира. Ух ты! Ничего себе фокус. Теперь лист ни разорвать, ни сжечь. И точно известно, кто его выдал.
— Вот и всё, держите. — С лица Шарцберга пропало официальное выражение, и он слегка улыбнулся. — Что вы говорили про чай? Если честно, я ещё не завтракал и не отказался бы от кофия.
— Тогда прошу в столовую!
Ведя Судью на первый этаж, я прикидывал «политические» расклады. Ясное дело — лично до меня Судье и градоначальнику Мурома нет никакого дела. Сейчас я просто пешка, чтобы потрясти Шереметева, не больше. Оттого и подыгрывают мне, признавая жертвой произвола. Не сомневаюсь — изменятся обстоятельства и меня сдадут с потрохами. А раз так, сейчас я воспользуюсь тем, что имею. А в Муром надо обязательно съездить, посмотреть, что и как, но позже. Будем считать, что я прислушался к настоятельной просьбе.
* * *
Вместо чая Настасья Филипповна накормила Шарцберга целым обедом. Первое, второе, третье, десерт и почти цельный штоф наливки. Судья раскраснелся от обильной еды, расслабился и пустился в долгий рассказ, что в России не хватает порядка.
— Орднунг! — Шарцберг изобразил вилкой круг. — То есть порядок. Когда все
