салаты… Салаты подождут. В конце концов, кому приспичит — нарежет сам.
Почетная обязанность Криса — варить глинтвейн. Еще подростком он втайне попробовал у кого-то в гостях и сразу влюбился. Родители, конечно, были против алкоголя, и, едва сбежав, Крис принялся экспериментировать с рецептами. Мешал вино с виноградным соком, резал то апельсин, то яблоки, добавлял ванильный сахар и красный перец — пока наконец не нашел идеальное сочетание.
На первом корпоративе он поругался со Славой, которая просто высыпала в кастрюлю смесь для глинтвейна: кричал, что так нельзя, это шарлатанство, все равно что подавать растворимую лапшу, когда попросили спагетти. К счастью, Слава не окунула его в готовящийся глинтвейн, а молча ушла в лес.
Ночью они помирились, но Слава отрезала: «В следующий раз готовишь ты». Через год Крис с удовольствием привез приправы и сок и весь вечер колдовал над кастрюлей. Результат более чем оценили, и с тех пор главным по глинтвейну назначили его.
До полуночи далеко, и Крис гуляет вокруг домиков, вдыхая ледяную темноту. Здесь жутковато: вечно чудится, что за тобой следят, — но ему эта жуть по душе, иначе бы не водился с хтонями еще с детства.
Денег на частную школу у родителей не было, поэтому дружить только с людьми они приучали по старинке: ремнем. Но единственное, чему научился Крис, — убедительно врать о дополнительных занятиях. А сам после уроков бегал в гости к Славе.
Слава пришла в третьем классе и сначала показалась Крису зазнайкой. Они даже подрались на перемене, получили замечания в дневники и немедленно решили дружить: Крис понял, что она свой человек, а Слава обрадовалась, что ее не посчитали слабой девчонкой, которую и пальцем тронуть страшно — вдруг развалится?
Дружили они всю школу: подсказывали друг другу на уроках, давали списать домашку, мастерили рогатки и сражались на палках. Именно Слава посоветовала сбежать от родителей, как только исполнится восемнадцать, и на первое время пустила к себе. Даже в агентство привела она — столько рассказывала, что Крис не выдержал и пошел искать вакансии: вдруг обычные люди тоже нужны?
По законам фильмов они давно должны встречаться. Но где эта грань между дружбой и любовью? В поцелуях? Или исключительно во внутренних ощущениях?
Они гуляют и ходят в кино, пьют пиво после работы, порой ночами напролет гоняют в шутеры. Для Криса нет никого дороже и ближе Славы — и, если верить ее словам, это взаимно. Так разве имеет значение, как это называть?
«Спрошу у нее сегодня», — решает Крис. И умывается снегом, чтобы окончательно погрузиться в холод и мрак этого места. Как же здесь хорошо.
— Я тебя люблю за то, что ты не любишь меня [5], — напевает Вик, шагая по тропинке.
— Не любила бы — не терпела, — усмехается Лия. И столько в ее взгляде тепла, что хтоническая сторона тоненько поскуливает и виляет хвостом. Огромный шестилапый зверь, ведущий себя как щенок, — то еще зрелище.
Это тепло означает, что Вик ей нужен и важен, правда? Однажды она сказала, что любит, — но кто бы мог подумать, что дурацкие сомнения никуда не исчезнут, будут снова и снова требовать этих волшебных слов.
Протоптанная тропинка все уже и уже, скоро придется шагать по сугробам. Хорошо, что ботинки у обоих высокие и шнуровка плотная: не сразу начерпают снега и промокнут. Интересно, насколько далеко в темноту смогут зайти, прежде чем местная хтонь погонит обратно?..
Вик оглядывается: свет домиков едва различим сквозь деревья, и сгустившаяся тьма обнажает зубы, точно собираясь увести в хтоническую тень или попросту проглотить. Хтони не к лицу дрожать — и Вик прыгает в сугроб, проваливаясь до колен.
— Веселей, веселей, ног своих не жалей и не бойся ночного леса! [6]
— Особенно когда вы с этим лесом одной крови, — ухмыляется Лия. И прыгает следом.
Пробираться сквозь снег с молчаливым пыхтением неинтересно, поэтому они устраивают самые дурацкие в мире догонялки. Скачут вокруг деревьев, проваливаются в сугробы по пояс, пытаются хотя бы пальцем друг до друга дотянуться — но куда там!
В конце концов, умотавшись, они падают, хватают ртом ледяной воздух — мокрые, в расстегнутых куртках и сбившихся шапках. Заболеют как пить дать! Хотя, может, если подскочат и побегут греться чаем, то все обойдется, но это ж надо собраться с силами и подскочить…
— Мы совсем заблудились, да? — смеется Лия, отфыркиваясь от снега.
— Скорее всего. — Вик привстает на локтях. — Но смотри: нам уже спешат помочь!
Местная хтонь склоняется над ними густой темнотой и улыбается, как мать непоседливым детям: «Нагулялись?» Ее ледяное дыхание бодрит лучше всякого кофе, а когтистые лапы помогают встать, отряхнуться и застегнуть куртку. И пускай ноги подкашиваются от ужаса, Вик, прикрыв глаза, почти мурлычет.
Свою хтоническую сторону он тоже боится — что не мешает тянуться к ней из раза в раз.
Подсказав, куда идти, местная хтонь отступает, но не исчезает — наблюдает из-за деревьев.
«А то мы, дураки, можем снова заблудиться», — улыбается Вик. Перчатки промокли насквозь, ботинки полны растаявшего снега, зато какие останутся воспоминания! И даже если наутро будут течь сопли и болеть горло, он ни о чем не пожалеет.
К ночи все собираются в гостиной, рассаживаясь куда попало. Кто-то жует бутерброды, кто-то болтает на подоконнике, кто-то читает вслух. Слава под чутким руководством Криса варит глинтвейн, они перешептываются и смеются, нет-нет да и соприкасаясь плечами.
Вик устраивается у камина, Лия — рядом, положив голову ему на плечо. От тепла ее дыхания бросает в жар, будто температура подскочила до сорока; хочется прижать к себе и никогда не отпускать. Наверное, это и зовется любовью? Или как минимум влюбленностью — затянувшейся на пару долгих лет.
Это — и еще бесконечное терпение по отношению к нему, невыносимому чудовищу, которое треплет нервы, чтобы получить подтверждение: «Ты важен. Ты нужен — любым, даже таким невыносимым».
Вик приобнимает Лию и прикрывает глаза. Он ездит на йольский корпоратив побыть наблюдателем. Посидеть в тени, полюбоваться, как развлекаются другие, отдохнуть от мыслей и сомнений, послушать, в конце концов, родной, успокаивающий голос темноты — той, что сидит в лесу, и той, которой полон он сам.
Под гул голосов и негромкую музыку с чьего-то телефона это делать особенно приятно.
Ровно в полночь Крис разливает глинтвейн, и Гор, обняв Валерию, произносит тост:
— За нас, чудовищ в человеческом облике, умеющих пугать, утешать, проводить через смерть и устраивать чаепития. Пускай люди считают хтоней порождениями
