гонял мышей в гостиницах ради удовольствия.
За Псковом погода сделалась совсем мерзкой: за два шага уже ничего не было видно. Целый день мы просидели на постоялом дворе, изнывая от скуки.
Киж маялся от безделья, не зная, к чему себя приложить. Местные горничные не соответствовали его “высоким” стандартам красоты, а сыграть в карты оказалось не с кем. Среди постояльцев были только какие-то купцы, с которыми сидеть за карточным столом поручику не по чину.
— Приедем в армию, найдёшь, кому деньги проигрывать, — я сдерживался, чтобы не рассмеяться.
— Обижаете, Константин Платонович. Лошадь мою видели? В Петербурге выиграл, у меня тридцать лет практики как-никак.
К счастью Кижа, в обед появился ещё один путешественник: гусарский майор Бурмин. Молодой, лет двадцати пяти, склонный к дурацким шуткам и совершенно неумеюищий проигрывать. Его Киж и соблазнил сыграть “по маленькой”. Но стоило мёртвому поручику в очередной раз забрать кон, Бурмин начинал кипятиться, громко ругался и швырял карты на стол.
Уже стемнело, когда Киж выиграл у майора все наличные деньги. Для продолжения забавы он предложил играть на кивер Бурмина.
— Хватит! — гусар зло припечатал карты к столу. — Метель стихает, мне пора ехать.
Он встал, накинул тулуп и, не прощаясь, выскочил с постоялого двора, напоследок хлопнув дверью.
— Чудак-человек, — вздохнул Киж, — не корову же проиграл, в конце концов.
— Угу, — я подтвердил, — там на десяток бурёнок хватит, что ты у него забрал.
— Ну, извините, Константин Платонович! Я его насильно играть не заставлял, голову на плечах надо иметь.
Киж обвёл взглядом общий зал постоялого двора, не найдется ли часом другой партнер. Но в зале сидели всё те же мещане и купцы.
— Константин Платонович, может, тоже поедем? Что мы, хуже этого майора?
— В ночь? По незнакомой дороге?
— Я направление нутром чую, — уговаривал меня поручик, — да и дорога здесь одна, на Ригу. Не сомневайтесь, проведу лучше любого местного.
Ночевать на этом постоялом дворе не было никакого желания — кормят плохо, кровать скрипит и грозит развалиться. Так что я дал себя уговорить, и Киж велел Ваське привести лошадей из конюшни.
* * *
— Простите, Константин Платонович, — Киж состроил виноватое лицо, — кажется, мы заблудились. Ни черта не знаю, куда ехать.
— Замечательно! Ты, Дмитрий Иванович, прямо Сусанин. Признайся честно, врал, что направление чувствуешь?
Он замотал головой.
— Что вы, Константин Платонович, был бы жив, так перекрестился бы. Метель эта дурацкая, видите? Будто вместе со снегом эфир гонит.
Я покосился на него с насмешкой. Эфир ему гонит, выдумщик! Хвастал, как всегда, вот и вся правда.
— Ладно, поехали дальше, будем искать нормальную дорогу. Вон там, впереди, огонёк горит, может деревня какая.
Это и правда оказалось село, а свет горел в церкви, несмотря на поздний час. Двери её были отворены, за оградой стояло несколько саней, а у входа толпились люди.
Едва мы остановились, из церкви выскочил знакомый нам Бурмин. Он бросился к своим саням, запрыгнул в них и закричал:
— Пошёл! Гони, шельма!
Лошади, вполне себе живые, а не механические, громко заржали. Сани рванули с места и унеслись в снежную даль.
Из церкви выбежало несколько человек. Они принялись кричать, требовали вернуть беглеца, остановить, призвать к суду. Но в погоню никто из них не бросился, а некоторые тихой сапой садились в сани и разъезжались.
— Ничего не понимаю, — Киж посмотрел на меня, — но очень хочу узнать. Разрешите, Константин Платонович, я схожу всё выясню.
— Вместе расспросим.
Я спрыгнул с лошади и направился к церкви, не дожидаясь поручика.
Увы, входить в храм мне не дозволяется высшими силами. Особенность некромантского Таланта, проклятый дар, как сказал отец Андрей. Но есть небольшой нюанс — зайти в среднюю часть церкви я действительно не могу, будто стена передо мной вырастает, а вот заглянуть в притвор храма вполне себе получается.
Там, в притворе, на лавке сидела бледная девушка и рыдала в три ручья. То скатываясь в истерику, то чуть не падая в обморок, она то и дело выкрикивала:
— Не он! Не он!
От служанки, хлопочущей над девицей, добиться ничего не удалось. Тогда я попытался растормошить растерянного юношу, топтавшегося рядом и хлопавшего глазами. Тот попытался сбежать, но Киж взял его за локоть с другой стороны, и мы вытрясли подробности ночного происшествия.
История оказалась одновременно курьёзной и трагической. Плачущая девушка — Марья Гавриловна, дочь одного из местных помещиков. По уши влюбилась в какого-то бедного прапорщика, но родители противились браку. Тогда парочка решилась тайно пожениться, сговорилась со знакомыми и стареньким батюшкой этой церкви. Невеста тайно сбежала из дома, свидетели прибыли, а жених всё не ехал и не ехал. От переживаний девушка пребывала в предобморочном состоянии, когда у церкви остановились сани с офицером. В темноте военного приняли за того самого прапорщика и, не спрашивая, потащили в церковь. Едва батюшка их повенчал, как девушка разглядела в тусклом свете лицо мужа. Не тот! — закричала она и упала в обморок. Все кинулись к ней, а офицер выскочил из церкви и был таков.
Увы, здесь мы с Кижом ничем не могли помочь. Я собрал вместе ещё не разбежавшихся свидетелей и настоятельно им рекомендовал отвезти беглянку домой. Нечего ей ночью сидеть в церкви. В таком состоянии она может выкинуть какие-нибудь глупости, а дома за ней присмотрят родители. Впрочем, грузить несчастную в сани пришлось мне — остальные были как сонные мухи, ничего не соображали и только разводили руками. Напоследок я припугнул служанку, чтобы следила за барышней и постаралась не напоминать о произошедшем лишний раз.
— Подлец! — зло бросил Киж, когда мы отъехали от церкви. — Бесчестно так поступать.
Я согласно кивнул — “шуточка” Бурмина оказалась слишком жестокой, на мой вкус.
— Если в Риге к тебе вернётся “чутьё”, Дмитрий Иванович, найди этого картёжника.
Глаза Кижа вспыхнули злой радостью.
— Сразу убить или пусть помучается?
— Отставить! Найдёшь и доложишь мне, сам с ним разберусь.
Киж ощерился, показав зубы.
— Посмотреть хоть дадите, а? Очень интересно, что вы с ним…
— Дмитрий Иванович, ищи уже дорогу наконец. Или мы здесь и замёрзнем по твоей милости.
Мертвец поджал губы и стал осматриваться по сторонам. Лично я в ночи не видел ничего, кроме падающего снега. Эх, надо было остаться в том селе и попроситься к
