нашел в себе силы подавить необоснованную ревность.
— Рина, ты это, на обед идешь? — Он посмотрел на меня. — А на твоем месте я бы поторопился, тебя там ждут.
— Лев Витаутович? — спросил я.
— Увидишь. — Мика лукаво прищурился. — Так что, Рина, долго тебе еще?
— Да все, — улыбнулась она ему, как мне показалось, теплее, чем обычно, и отошла. — Поухаживай за другом.
Погосян не смог от такого отказаться — лучше он поможет мне оденься, чем это сделает его возлюбленная. Дарина отошла от меня и потешалась с его неловкости.
— Н-да, Мика, — резюмировала она. — Одевать ты точно не умеешь.
— Зато раздеваю отлично! — белозубо парировал он.
— Ага, значит, завтра вместе приходите.
Она протянула мне мелко исписанный листок с рекомендациями по питанию и выпроводила нас обоих за дверь.
— Так кто меня ждет? — поинтересовался я уже в коридоре.
— Толпа поклонниц и журналисток. Увидишь — закачаешься! Отвечаю. — Горячо зашептал Мика, и я понял: врет, переигрывает.
Почему-то представилась журналистка-пожилая вобла, которая была на конференции, куда я был приглашен после помощи ментам.
Может, он и прав — местные журналисты вполне могли возбудиться на новость о том, что меня травмировали. Или нет? Уж больно морда у Погосяна хитрая. Больше всего на свете он хотел посмотреть, как я отреагирую. Да что же там такое?
Паясничая и шагая, как на параде, он сопроводил меня в тренерскую, распахнул дверь…
Я переступил порог и увидел Лизу, сидящую в первом ряду, закинув ногу за ногу. Девушка напряглась, подобралась, злобно глянула на Погосяна, на меня. Она злится на нас, что ли? Но почему?
Прежде, чем оставить нас наедине, Мика сказал:
— Воркуйте… Только не деритесь. Не знаю, что эта скотина, — он указал на меня пальцем, — сделала, но надежда отечественного футбола у нас с травмой, бить его нельзя.
Дверь хлопнула, и мы встали друг напротив друга. Глаза Лизы блестели — то ли слезы наворачивались, то ли от злости.
— Опять вранье?! — возмутилась она.
Видимо, на моем лице отразилась крайняя степень удивления, и девушка объяснила:
— Пишут, что ты в больнице, что у тебя перелом, ты на вытяжке. — Лиза всплеснула руками. — Я думала… примчалась, чтобы узнать… А ты…
Гнев и обида не давали ей дышать. Вместо слов я шагнул навстречу и прижал ее к себе здоровой левой рукой.
— Спасибо, что приехала. Это для меня очень важно.
— Да? Важно? — Лиза отстранилась. — А как же она… Любимая твоя?! Только не говори, что не знаешь никакой Алены!
Алены? Так, стоп. Откуда она узнала про Алену…
— У меня нет отношений ни с кем, кроме тебя, — спокойно сказал я. — И в мыслях даже никого нет. С чего ты взяла, что у меня какая-то Алена?
Теперь Лиза смотрела на меня с сомнением, думала, говорить или нет. Все-таки решилась и прошептала:
— Я проснулась первой, захотела разбудить тебя поцелуем. Обняла. Ты тоже меня обнял. Назвал… Аленой! Сказал, что любишь и скучал!
— Господи, какая глупость.
Я снова попытался ее обнять, но она вывернулась.
— Глупость, когда тебя называют чужим именем и признаются этой женщине в любви?!
— Я же спал! — попытался оправдаться я. — И не помню этого. Зато помню тот сон. Мне снилось, что мне сорок два года, я работаю преподом экономики и развожусь с женой, которую люблю.
Она смотрела все еще недоверчиво. Но больше всего на свете ей хотелось, чтобы это было правдой.
— Ну как мне доказать тебе? Спроси у Клыка, разговариваю ли я во сне. Он знает, что да. Лиза, нет никакой Алены! Я тебя люблю.
Ее глаза распахнулись, а я продолжил, пока она готова слушать.
— Я теперь представь: просыпаюсь я, а тебя нет! Ни записки, ничего. Все так хорошо было, и вдруг ты исчезаешь и не отвечаешь на звонки! Я голову себе сломал, думая, что случилось.
— Правда? — спросила она растерянно. — А то, что пишут про больницу…
— Один кто-то соврал, остальные растащили. Но знала бы ты, как я им благодарен! Иначе ты ведь не приехала бы.
Я привлек девушку к себе, и на этот раз она не стала меня отталкивать.
— Ты сказал… Это правда?
— Конечно правда!
— Мне… Кажется, я… Я тоже.
Ах вот она о чем! Но действительно ли я люблю ее? При мысли об этом душа наполнилась теплом, и мы поцеловались. Правда, конечно правда, и, похоже, это взаимно. Иначе зачем она примчалась за тридевять земель?
Потом мы немного посидели в кафе, и девушка уехала на день рождения бабушки — той самой тощей генеральши, жены Вавилова. Пообещав заглянуть ко мне завтра, в воскресенье — просто чтобы побыть рядом.
— Но почему ты не написала, что приедешь?
— Номер удалила, а профиль твой в Комсети закрытый.
Вот оно как. Выходит, если бы журналисты не преувеличили, все бы между нами закончилось из-за какого-то недоразумения? Я отстранился, заглянул ей в глаза и сказал:
— Лиза, я понимаю, это может быть неприятно, но, если появились подозрения, если вдруг я сделаю что-то не так, давай договоримся, что не будем психовать и принимать поспешных решений, пока все не выясним. Это правильно — говорить друг с другом.
Она кивнула. И улыбнулась.
Потом мы сходили в кафе, все выяснили, и Лиза, убедившись, что мне ничего не грозит, уехала в Лиловск на день рождения бабушки, то есть жены Вавилова, той самой тощей строгой генеральши, которую я видел на званом ужине после турнира. А мне написал Лев Витаутович, пригласил в тренерскую на разговор.
Когда я пришел, он не стал тянуть резину:
— Сколько тебе нужно времени, чтобы прийти в норму?
— Понятия не имею. Я пытаюсь себя подлечить, но пока получается не очень.
Он просканировал меня взглядом и сказал:
— Не усердствуй. Самородков и одаренных можно вычислить с помощью энцефалограммы. Эти проверки обязательны, если поедете за границу. На твоей пока еще ничего не видно, вот пусть так и будет. А если начнешь учиться использовать дар, тебя отстранят от соревнований.
Я сел на откидной стул рядом с ним.
— Да особо и не получается лечиться. А скажите, дар, — последнее слово я прошептал, — у всех одинаков? Или кто-то мысли читает, кто-то вещи взглядом двигает?
Он повернулся вполоборота, посмотрел так, словно решал, говорить или нет.
— Зарождается одинаково. Специализация появляется позже, обычно несколько сходных направлений, обычно мы сами выбираем, что развивать. Сходные направления, — попытался объяснить он, — например, телепатия и суггестия. Знаешь, что это такое?
— Типа дар убеждения.
Хотелось добавить «как у Горского» — но я смолчал.
— Да. Я сенсорик. Это тот, кто умеет хорошо управляться
