отдельных предметов. Лишь узкая вертикальная полоска бледного света указывала на местоположение приоткрытой двери.
Каждый ужин начинался с одного и того же вопроса:
— Как дела в школе, дорогая?
Гипатию всегда подмывало ответить на это, что у нее и помимо школы бывают дела, в то время как общих дел со школой иметь не хотелось бы вовсе. Но ведь у родителей такая чувствительная и хрупкая нервная система, которую нужно беречь…
— Проходили новую тему, — без энтузиазма отвечала она, вилкой гоняя вареные овощи по тарелке.
— Всё новое — это замечательно, — изрек отец, — Вот поэтому учиться не только важно, но еще и интересно.
— Так же интересно, как смотреть немое кино с закрытыми глазами по выключенному телевизору, — пробурчала Гипатия.
— Дочь, не начинай эту тему, — недовольно сказала мать. — Отцу и без тебя весь день заказчики трепали нервы.
— Значит нервы трепали заказчики, а виновата в итоге я. Тем более, он первый начал разговор, — Гипатия кивнула в сторону отца, — А я лишь высказываю свое мнение. У меня ведь есть право на личное мнение?
— Если оно не противоречит логике, здравому смыслу и законодательству, — назидательно молвил отец.
— Слушай отца, доченька, — поддакнула мать, — У него три высших образования и место главного инженера ему досталось не просто так.
Да, и поэтому икра в его тарелке не из рыбы, а из кабачка, тоскливо подумала Гипатия, а вслух произнесла:
— А что если я не хочу быть инженером, политиком или великим ученым? Вдруг я хочу писать книги.
— Книги пишут лентяи, не способные принести реальную пользу людям, — парировал отец, — Если бы писательство приносило пользу — этому учили бы в школе.
— Значит, всё, чему не учат в школе — бесполезно?
— Абсолютно!
Отец мыслил весьма категорично, правда, эта жизненная позиция не принесла ему ни богатства, ни славы, ни даже внутреннего равновесия. От был гиперответственным специалистом, к работе относился как к призванию и был уверен в том, что в любом деле важнее идея, нежели нажива. Его руководителю такая моральная установка очень нравилась, поэтому, пока главный инженер за ужином рассказывал дочери о своих взглядах на вещи, директор грел бока на каком-то морском побережье, сняв с себя все лишние полномочия.
— Но ведь и от книг есть польза. Они воспитывают эстетические качества и воображение, — настаивала Гипатия.
— Лучше бы они воспитывали ответственность и исполнительность.
— Отец прав, — примиряюще произнесла мать, — Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на пустые занятия. Как ни крути, но книги тебя не прокормят.
— Ооо, тогда я пойду в свою комнату и займусь чем-нибудь крайне полезным, — девочка встала из-за стола.
— Будешь делать домашнее задание? — уточнила мать.
— Конечно! Я специально попросила домашнее задание вдвое больше обычного. Раз уж книги не наполнят мой желудок, то может быть учебники вдоволь насытят мозг — она подумала и добавила, — Только возьму с собой молочка.
— Молочка? — удивился отец, — С каких пор ты начала пить молоко?
— С тех пор, как решила заработать шизофрению, зубря уроки.
Отец открыл было рот, чтобы возмутиться, но тут послышались негромкие глухие удары, и все устремили взгляды в сторону лестницы, расположенной между кухней и гостиной.
По лестнице неторопливо катился маленький черный котенок, отсчитывая ступени то затылком, то челюстью, то костлявым задом.
В повисшей тишине животное завершило спуск, сосчитав все двадцать две ступеньки, и растянулось на полу прямиком напротив стола.
— Молоко для него? — неуверенно проговорил отец, встав из-за стола и указав на пришельца пальцем.
— Домашнее задание! — воскликнула девочка, — Зоология.
Родители с недоверием переглянулись.
— Новый раздел. Социология животного мира. Нам задали найти не социализированное животное с целью его последующей социальной адаптации в человеческом обществе, — экспромтом выпалила Гипатия.
Затянулось молчание, в ходе которого котенок предпринимал тщетные попытки подняться с пола. Лапы по-прежнему не слушались и норовили идти в разные стороны.
— Мне всегда нравились эксперименты в образовании, — заговорил отец, — Наконец-то эти халтурщики из министерства начали думать. А то привыкли только штаны просиживать.
— Доченька, тебе достался не лучший дидактический материал, — молвила мать, пристально разглядывая мохнатого гостя. — Ты можешь поменять этого кота на более пристойный вариант?
— Нет, мама. В это суть идеи. Но зато его нужно накормить. Если он умрет — я провалю задание.
— Моя дочь не может провалить задание! — взревел отец, — Дайте ему мяса!
— Он истощен и не может есть сам, — ответила девочка, — Мне нужен шприц.
Кот ужинал молочком.
Прижатый к полу коленкой, растопырив лапы в разные стороны и топорща тонкий черный хвост, он из последних сил пытался увернуться от шприца и клацал маленькими челюстями. Совсем недавно он собирался помереть от голода и холода под сырым кустом, однако очнулся под теплой батареей, и теперь его насильно заставляют есть. Да что вообще позволяет себе эта двуногая нахалка!
— Оставь меня в покое, гадкая смертная! — заголосил Кот, с горечью вспоминая, времена, когда он был носорогом, — Обещаю, что ты сильно пожалеешь, когда я стану Владыкой! Ты у меня попляшешь…
Девочка, впрочем, не понимала ни слова. Когда Кот набрал побольше воздуха в легкие для очередной гневной тирады она просто заткнула ему рот шприцем. Вместо потока брани из кошачьей пасти заклокотали молочные пузыри.
Прохладная сладковатая жидкость прокатилась по рецепторам и устремилась по пищеводу в направлении поскуливающего желудка. Кот перестал извиваться на полу, словно истеричный уж, и на мгновение замер в замешательстве. В голове его началась напряженная работа. Божественное и земное сознания принялись горячо спорить.
— Я должен как можно скорее избавиться от этого тела. — твердило одно из них, принадлежащее Ёрмурхвату.
— Но молоко-то свежее, — отвечало второе, принадлежащее животному.
— Оно продлит кошачью жизнь.
— Для божества умирать от голода как-то несолидно.
— Но…
— Но ведь вкусно!
— Но!..
— Да и ладно, еще есть время, наемся напоследок.
Кот ткнулся мордой в стоящую рядом миску и принялся остервенело хлебать молоко.
— Вот видишь, какой молодец, — похвалила Гипатия, вставая с колен. — Будешь хорошо питаться — быстрее поправишься.
— Отстань, — огрызнулся Кот, орудуя языком, — Ты еще за это ответишь.
Кот спал на мягком одеяле, вытянувшись во весь рост. Он уже простил себя за проявленную слабость и твердо уверился в том, что божеству и впрямь не подобает уходить из жизни таким жалким образом, как замерзание в грязной траве.
Была ночь, и приютившие его обитатели дома давно почивали в своих кроватях.
Стоит признаться, что далеко не все были рады появлению в комнате девочки четвероногого гостя. На самом