закончилась прижатой лапой. И благо, что уплотнители притворов в дверце были мягкими, иначе Коту пришлось бы какое-то время скакать на трех конечностях.
— Какой же ты глупый, — отчитывала его девочка тихим поздним вечером.
Она гладила невезучее божество по спине, а тот плющился у нее на коленях и думал, что иногда быть котом не так уж и плохо. Он прожил столько жизней, но ни в одной из них к нему не относились с такой теплотой. За последние несколько тысяч лет он испытал какое-то новое чувство, которое не мог объяснить, но оно было крайне приятным.
Идиллию прервало появление потусторонних коллег.
— Ты, наверное, думаешь, что пауки долго живут, — затянул окорок старую песню, — Не знал, что тебе свойственно такое поведение.
— Видишь, мне мешают, — Кот кивнул вверх, на гладящую его руку.
Девочка не могла видеть пришельцев, поэтому продолжала сидеть на стуле в своей спальне и получала удовольствие, тиская теплое мягкое животное.
— Силы этой молодой особи женского пола, удерживающие твое всемогущее тело, поистине впечатляют, — съязвила рыба.
— Мое тело сейчас чуть сильнее муравья, — лениво отозвался Кот.
— Тогда тебе лучше избавиться от нее, — нетерпеливо молвил окорок, — Либо оставь нам этот вопрос. Спустя минуту здесь не будет ничего, создающего проблемы.
— Это противоречит всяческой морали, не говоря о прописных правилах, — всполошился Кот.
— И это говорит мне самый темный и коварный бог, которого только видывали небеса и подземелье? — изумился окорок.
— Я имел в виду, что дополнительное внимание нам совсем ни к чему.
— Тогда пора проваливать из этого дома. Коли уж ты сам… то есть твое нынешнее тело не способно на какие-либо вразумительные действия, мы с Хельдью решили тебя подстраховать.
— Каким образом? — насторожился Кот.
— Для начала мы, вопреки всем правилам, поможем тебе покинуть сие жилище, ибо сам ты с этой задачей не справишься.
Рыба взмахнула плавником, и издалека раздался еле различимый щелчок дверного замка. По полу потянуло холодом.
— Дверь открыта, — продолжал небесный пришелец, — Выбирайся на задний двор. Ограждение там исключительно символическое, однако по ту сторону разгуливает соседский пёс. Ротвейлер, если тебе интересны подробности. На мой взгляд, идеальный вариант.
— Ну… Да… — согласился Кот, стараясь выглядеть максимально мужественным.
Легко им говорить! Им то не нужно помирать, причем самым ужасным и болезненным образом.
— Ступай, — приказным тоном проговорил окорок, — Не теряй попусту время. Мы итак переступили через все самые строгие запреты.
Кот нехотя потянулся, подождал, когда сообщники по злому умыслу исчезнут, потом соскользнул на пол и засеменил к заднему входу.
— Стой! Ты куда собрался? — воскликнула девочка ему вослед, но Кот только прибавил ходу.
Странные ощущения переполняли его, тягостные, но в то же время теплые. Он четко осознавал свою миссию, однако уходить из теплого дома, а уж тем более совать голову в пасть злой собаке совсем не хотелось. И дело было далеко не в инстинкте самосохранения.
Прошедшей ночью выпал первый снег, поэтому все вокруг было белым и ярким. Оставляя крошечные следы зябнущими лапами, Кот не очень-то уверенно брел по бетонной дорожке в направлении невысокого дощатого забора. Участок, на котором располагался дом, был небольшим и задней своей стороной граничил с соседским. Ограждение между участками было скорее декоративным, однако перебраться через него, либо протиснуться сквозь зазоры между досками мог далеко не каждый. Например, здоровенный ротвейлер, уныло глядящий из конуры, не мог.
Накинув на плечи теплую куртку, Гипатия выбежала из дома вслед за пушистым искателем приключений.
— Вернись, — взволнованно позвала она, увидев, что Кот взобрался на забор и уставился на собачью конуру, — Ты потеряешься.
Пес тоже заметил нарушителя границы, насторожился и навострил уши.
— Там собака! — вскричала девочка, заметив движение в конуре, и бросилась к забору.
Кот посмотрел на нее, почувствовав странную тяжесть в груди, встряхнул головой, прогоняя спутавшиеся мысли, и спрыгнул на смежный участок.
Ротвейлер несколько секунд не мог поверить своему счастью, потом подскочил от радости, ударился головой о верхнюю перекладину входного отверстия конуры и бросился на незадачливую жертву.
— Глупый, беги! — кричала Гипатия, перебираясь через забор.
Но котенок сидел в снегу, обреченно глядя на стремительно приближающуюся тушу. Ощущение было такое, будто он сидел на рельсах, а на него на всех парах несся грохочущий стальными колесами локомотив. Ничего личного, думал он. План есть план.
Услышав собачий лай и крики девочки, из дома выскочил владелец пса и увидел, как ротвейлер, раскрыв зубастую пасть, собирался было проглотить какое-то черное пятнышко на снегу. Подоспевшая в самый последний миг молодая соседка подхватила одной рукой этот комок, а второй наотмашь ударила собаку по морде.
Бить разъяренного ротвейлера — это уже перебор! Пес на секунду опешил, потом бросился на обидчицу. Пятьдесят килограммов живого веса сбили девочку с ног, но она успела прижать котенка к груди и закрыла глаза.
Действительность превратилась для Кота в сплошной кавардак. Крик девочки, неистовый лай собаки, треск разрывающейся ткани, еще какие-то крики — всё смешалось в один оглушительный шум. Он ничего не видел, но его постоянно швыряло из стороны в сторону, отчего в голове совсем помутилось. Он даже не понял, когда и чем все закончилось, но последний промелькнувший перед глазами кадр впечатался в память. Красное пятно на снегу…
Есть не хотелось, несмотря на то, что со вчерашнего вечера в желудок не попало ни крошки. Молоко в миске сильно напоминало заснеженный двор, поэтому Кот старался на него не смотреть.
Сейчас, благодаря запретным уловкам, он помнил все свои жизни, но не помнил, чтобы хоть в одной из них он чувствовал такие угрызения совести. К тянущему чувству вины примешивался горький привкус досады, что план в итоге не сработал, а завершало коктейль душевных терзаний какое-то незнакомое теплое ощущение.
Он ужинал вместе со всеми, словно законный член семьи, хоть и нерадивый. Вместо хорошей затрещины он получил миску молока, несмотря на то, что стал причиной сегодняшних неприятностей.
Кот виновато поднял зеленые глаза на стол, над которым висело напряженное молчание.
Гипатия держала ложку в левой руке, поскольку правая была по локоть замотана в бинт и покоилась на переброшенной через шею тканевой перевязи. Повезло, что хозяин собаки проявил такую прыть, иначе девочка получила бы более серьезные травмы. Запертый в сарае ротвейлер еще долго шумел, и царапал двери, стремясь поквитаться с нарушителями границы, несмотря на то, что хорошенько получил от хозяина граблями по хребту.
— Я ведь говорила, что твой дидактический материал ни на что не годится, — наконец проговорила
