Унгейле, за исключением того, что там весь город представлял собой систему сот-шестигранников, а здесь – окружностей. Дворы были идеально круглыми.
Света было гораздо больше, причем яркого. Ну да в столицах всегда освещение было на высоте!
Мы вышли на верхний ярус, и отсюда было отчетливо видно, как внизу течет непрерывный поток темных фигур – наверное, тот самый путь для «остальных».
Да, если караван трупоходов направлялся в Гуллвейг, да к тому же еще и длинной дорогой, в город прибудут одни остовы, вылизанные до блеска.
Неужели в условиях такого повального голода двоих сопровождающих достаточно? Должен быть конвой. Да и сто процентов, тех батарей однозначно не хватит на дорогу. Значит, что? По пути должны иметься зарядные устройства.
Скопления зданий были похожи на гигантские морские ракушки, с рядами пробитых отверстий-квартир.
Сразу за мостом начинался проход с узенькой винтовой лестницей. «Просто жрец» с трудом втискивая свои телеса между стеной и колонной, начал спускаться вниз, пыхтя, как паровоз.
На спуск потребовалось минут десять.
Следуя на некотором расстоянии от гула, мы вышли в небольшой дворик.
– Разумнее будет преодолеть путь в повозке. И безопаснее. Поедем? – широким жестом жрец пригласил следовать за собой.
Повозка точь-в-точь повторяла трактор «Кировец» модели А-700, как если бы он был сварен из металлических прутьев, оплетенных лозой, только была покрупнее в полтора раза.
Там, где у обычного трактора располагается кабина – широкая, крытая занавесями площадка, такие часто показывают в фильмах про Восток, когда падишах едет на спине слона.
Вместо моторного отсека – открытый ящик, в котором неподвижно сидел по-турецки гул, держа в руке кнут. Между коленей у него стояла грязная, накрытая крышкой, кастрюля.
И четыре широких пароходных колеса, в каждом из которых находилось по жилистому коричневому гулу.
– Пардон, а как же идея о Священном яйце? – прошептал я на ухо девушке.
– Опиум для народа, – так же тихо ответила она по-русски.
– Прошу! – любезно улыбнулся жрец, продемонстрировав два ряда остро заточенных зубов.
Действительно, если в продвинутом Китае есть рикши, почему бы им не быть в Гуллвейге?
Погонщик щелкнул хлыстом, и такси тронулось с места.
Повозка двигалась по принципу «белка в колесе».
Гулы перебирали поперечные, обмотанные резиновой лентой перекладины колес без малейших эмоций. Ни усталости, ни обреченности, ни малейшего недовольства на их лицах я не разглядел. Полнейшее равнодушие ко всему.
Лязгнули, открываясь, бронзовые ворота, и повозка покатила по узкой улочке. По бокам дороги стояли каменные столбы с натянутой между ними сеткой из просмоленного каната.
Толпы изможденных, покрытых язвами созданий, одетых в лохмотья, напирали, как фанаты на концерте группы «Ласковый Май». Они тянули руки, тщетно пытаясь коснуться повозки, – до нее было как минимум пара шагов.
Если бы сетки не было, нас бы смели вместе с повозкой в два счета.
И все это в абсолютном безмолвии, если не считать шороха, скрипа когтей и сопения.
Видно, в школах гулов на уроках царит гробовая тишина.
Сопровождающие гулы шли по обеим сторонам повозки и щедро угощали толпу разрядами электрошокеров, прикрепленных к длинным ручкам.
Треск разрядов сливался с редкими вскриками жертв, которые на миг отключившись от реальности, тут же оттирались более активными соседями.
Вонь стояла такая, что можно было повесить топор. Мы нацепили маски, но и они не очень-то выручали.
Сверху сыпалась какая-то дрянь, но благодаря двум рядам металлической сетки, и ряду плотной ткани, это было не критично.
Улица была усеяна гниющими отбросами: куски кожи, тряпки, кости. Под колесами похрустывали какие-то камушки и обломки досок, еле различимый сквозняк теребил обрывки целлофановых пакетов.
Кто говорил, что родиться в Гуллвейге это преимущество? Лично мне Гойлен показался куда более комфортабельным.
На стенах домов, на высоте трех-пяти этажей висели какие-то фигуры и провожали нас тусклыми взглядами, не предпринимая никаких попыток приблизиться.
– Почему вы не кормите их? – спросила Марго, глядя на толпу сквозь занавески.
– Для чего? – удивился иерарх.
– Чтобы они не умерли от голода!
– Да будет вам известно, что гулы могут не есть годами. – Возвестил жрец, с превосходством поглядывая на нас.
– Все понятно? – усмехнулся я, наклонившись к уху Маргариты.
– Угу. Если судить по тому что я вижу перед собой, имеются и исключения. – Прошептала она.
Безусловно, исключения имелись.
Время от времени погонщик доставал из кастрюли небольшие куски мяса, и невозмутимо бросал их в колеса. Гулы ловко подхватывали их, не прекращая своего занятия.
Затаив дыхание, толпа жадно следила за «колесниками» – вот вам налицо пример превосходства государственных служащих перед безработными.
Вдалеке виднелись преграждающие путь очередные ворота.
Сама дорога представляла собой прорезанный в стенах зданий тоннель. Над головами медленно плыли сводчатые арки. Между ними, на высоте двенадцати-пятнадцати этажей в кругах проглядывал едва различимый потолок пещеры – будто муравей внутри вертикально стоящей трубы смотрит на небо.
Таким образом мы проехали около четырехсот метров.
Уже возле самых ворот с дребезжанием прогнулась крыша. У кого-то не выдержали нервы.
Мы инстинктивно пригнулись, но от наших голов до потока еще было с добрый метр расстояния. Толпа замерла, не сводя глаз с кабины.
Лицо жреца перекосилось, и он что-то зашипел, отчаянно жестикулируя.
Сжимая кнут, погонщик сноровисто залез на крышу и оттуда послышались свистящие звуки ударов. После чего последовал глухой стук падающего тела.
Сквозь щель в занавесках я видел, как на дорогу шлепнулась какая-то личность, и быстро-быстро загребая руками, поползла прочь.
– Прошу прощения, – повернулся гул, изобразив сладкую улыбку. – Кварталы отребья мы миновали… В случае необходимости, архитектура наших городов позволит ему служить естественным щитом, закрывающим элиту!
«Естественным щитом»! Они что, собираются воевать только в двух измерениях?
О том, что мы весь Унгейл пробежали за полчаса по крышам, гул разумеется, не имел представления.
II
Стало намного чище. Улучшилось освещение. Исчезла сетка по сторонам улицы. Норы в стенах стали более широкими и приобрели симметрию.
Через минуту пути я впервые увидел в полумраке гула-ребенка. Маленький, лысенький, лет семи на вид, одетый в широкие бесформенные штаны и короткую тужурку, он катил перед собой на колесах тележку из супермаркета, наполненную всяким хламом. Когти на ногах слегка царапали камень при каждом его шаге.
Это что же, средний класс?
Перехватив мой взгляд, погонщик усмехнулся, показав коричневые клыки, и швырнул в гуленка мясом. Не попал, кусок шмякнулся, не долетев несколько шагов. Ребенок схватил мясо, и тут же запихал в рот социальную помощь, воровато оглядевшись по сторонам.
Жрец со смешком покачал головой.
Повозка выехала на перекресток. В три стороны под прямыми углами расходились дороги. При слабом свете ламп я разглядел привязанных к
