«питомцем», вряд ли представлял для Равного Небу какую-либо опасность.
«Вот не нравишься ты мне, малец, и я всё еще разрываюсь от желания тебя прикончить, как и любой другой свой сосуд. Но кое-что отличает тебя от остальных, что не может не радовать. И это не только редкостная, даже для вашего биологического вида, недалекость…»
— Интересно, что же? — осведомился, закатывая глаза.
«Ты утратил тело, но умудрился спасти душу. Значит, для Вселенной она слишком ценна, чтобы позволить ей кануть в небытие. А если сама Вселенная способствовала тому, чтобы не дать этому случиться, даже я, Прекрасный Царь Обезьян и Великий Мудрец, Равный Небу, обязан считаться с ней».
Вот тут я замер, облокотившись на стену, покрытую густым слоем мха, и попытался переварить услышанное.
— Выходит… ты знаешь, кто я на самом деле?
«Разумеется, знаю! Вопрос лишь в том, с какой целью был избран именно ты, обделенный умишком бездарь?! Возможно, у тебя имеются иные положительные качества, о которых мы оба не в курсе?»
А в самом деле… почему именно я? Рядовой работяга, неудачник по жизни, в свои двадцать девять лет не имевший на своем счету ни одного значимого достижения?
«Пути Вселенной неисповедимы!» — подытожила тварь.
Хмыкнув, продолжил подъем, обходя опасные полуразрушенные участки и перепрыгивая через источенные временем и сыростью ступени.
Ни часов, ни солнца над головой. Лишь полумрак, отдаленное шипение возродившегося Голиафа и действующее на мозги капанье с потолка.
Час, два, три… Время тянулось бесконечно и, казалось, конца и края лестнице не видать. В горле снова дико пересохло, опустевший желудок надрывно рычал, а уставшие от подъема ноги гудели. Спасала только прохлада. Куда сложнее было бы взбираться под лучами палящего солнца.
Поэтому, переступив через последнюю ступеньку, не сразу поверил в это. Будто бы марафон пробежал. Ни ожидаемого облегчения, ни умиротворения, ни радости. Ровным счетом ничего.
С постной физиономией подошел к выдолбленному в скале подобию алтаря прямо посреди ровной площадки. И хоть немного поодаль солнечные лучи лениво облизывали серый камень, намекая на выход, на флаге готов был присягнуть, что охранял Голиаф не его. Он охранял этот самый алтарь.
«Так уж и быть! — наконец-то подал голос Царь спустя несколько невыносимых часов молчания. — Раз уж одолел мою зверушку, разрешу тебе взглянуть на святыню одним глазком. Но ничего не трогай! Даже пальцем, малец! Даже пальцем…» — голос его под конец сорвался, что еще сильнее побудило меня изучить содержимое его святыни.
Ничего особенного в нише не было. Деревянная расческа, побуревшая и позеленевшая белая сумка с длинным ремешком, пара золотых сережек… Всё и впрямь выглядело нетронутым сотнями лет. Кроме букета свежих тропических цветов.
* * *
Краснославльский лес…
Тем же вечером…
Забравшись повыше, Дамьен с ужасом взирал на тварей, собравшихся под деревом. Скалящих окровавленные пасти, рычащих, шипящих. Их становилось всё больше и больше. Вплоть до того, что в определенный момент они отвлеклись от своей главной добычи и принялись разбираться друг с дружкой.
Кровища, ливер, чешуйки, клочки шерсти… Всё летело в разные стороны, а парень неистово молился всем известным богам, дабы охота поскорее завершилась и остальные члены клуба вернулись сюда по его душу.
Никогда прежде ему не приходилось сталкиваться с чудовищами лицом к лицу. Да и насколько больным был его объект, что вызывался на обход своей территории в гордом одиночестве?! С арбалетом! Да выданных ему болтов не хватило бы, чтобы изничтожить всех этих существ…
Сидя на толстой ветви, француз лихорадочно подбрасывал пару кубиков с периодичностью в несколько минут. Удача пока еще спасала его задницу, однако стремительно понижалась, а ветка безжалостно хрустела, с трудом выдерживая на себе вес в две сотни килограммов.
«Либо он настолько силён, либо донельзя безумен…» — размышлял Дамьен, обнимая ствол и поглядывая вниз.
«Ты боиш-ш-шься, мой сладкий пирож-ж-жочек? Не бойс-с-ся… — успокаивала его Мими. — Прос-с-сто так им тебя не одолеть…»
«Но я актер, а не охотник! Меня не предупреждали, что придется заменять его в таких условиях! Прежние мои объекты подобным безрассудством не занимались! Что мне делать, Мими?!»
«Ты мог бы перевоплотит-т-ться в одну из них и с-с-сбежать…»
«Шлейфер не понравится, что придется дать мне больше его крови. Она и так смогла добыть лишь несколько капель. Если я в первый же день израсходую почти весь запас, то покажу этим свой непрофессионализм. А мои навыки исключительны!»
«С-с-стерва с-с-сама виновата в том, что пос-с-ставила тебя в такие ус-с-словия. Да как она пос-с-смеет ус-с-сомниться в тебе, луч-ч-чшем из луч-ч-чших?..»
«Всё-таки ты права», — кивнул ей парень.
Вынул из колчана арбалетный болт с окровавленным наконечником и, прикрыв глаза, облизнул его. Горькая и смердящая кровь обожгла язык Дамьена, но метаморфозы не заставили себя долго ждать.
Придется ему, вопреки всему имеющемуся профессионализму и прекрасным навыкам социальной адаптации, изменить положение объекта как минимум в пределах охотничьего клуба. Либо же вовсе отказаться от членства в нем, сославшись на неактуальность. Это того не стоило…
* * *
Наличие свежих цветов прямо говорило о том, что алтарь после смерти Царя навещали. Обезьянки? Для них владелец этих вещей значил столько же, сколько для их господина? Вот это уже интереснее. Учитывая и тот факт, что вещички-то определенно человеческие. Причем женские.
«Как бесцеремонно ты отзываешься о своей первой предшественнице…» — как бы между прочим заявила тварь. Тихо, осторожно… благоговейно?
— Знаешь, я много времени потратил, гадая, что же тебя заставило передать свои силы первому носителю, — прищурился, глядя на пару всё еще поблескивавших сережек. — Он как минимум должен был находиться рядом с твоим телом в момент смерти. В итоге решил, что таким образом ты просто сохранил свою душу, передав ее вместе со способностями тому, кто убил тебя. Это было бы логично. Но насколько логично заставлять своих подданных строить алтарь в честь собственного убийцы? Или же… — напрягся я, — …он сделал что-то такое, что вышел для тебя за рамки «жалкого смертного»?
«Например, попытался спасти… от убийцы? Даже если для спасения было уже слишком поздно…»
Подивился неожиданному откровению. Не думал, что хоть о чем-то или ком-то кроме родной земли и подданных Царь способен отзываться с такой сентиментальностью и дрожью в голосе.
«Нарываешься, малец! Видишь свет в конце туннеля? Вот туда топай и не дербань мое древнее сердце! Вернее, душу… Не дербань мою душу, жалкий смертный!»
— Эти серьги нужны мне, — неожиданно произнес, догадавшись, почему это украшение настолько хорошо
