среди бетонного мира.
Убогого, неживого.
Но все же, если бы этого сада не существовало, проникнуть внутрь крепости, где прятали Кристину, было бы намного сложнее.
Все-таки люди не могут жить без природы.
Как бы новый король мира не стремился это изменить, даже он не смог обойтись без живой травы и деревьев в своих владениях.
Ирн видел те истории, которые смертные рассказывали друг другу. Среди них было много таких, где воплощались мечты о реальности без магии, построенной только человеческими руками. Стальные корабли летели к звездам, стальные дома прятались под землей, даже свою плоть в этих историях люди заменяли холодным железом.
Но что бы ни происходило – всегда, в любом искусственном мире обязательно находился такой вот оазис жизни.
Что бы ни построили люди – они никогда не смогут существовать без настоящего мира.
Кристина ждала ответа.
Поджатые губы, сверкающие глаза.
Ирн искал в ней черты той, другой.
Не находил.
Но сердце в его груди тянулось к ней. Сердце звало его через любые расстояния, словно было связано с ней куда прочнее, чем с ним самим.
– Ты нужна мне.
– Для чего? Тебя тоже интересует моя кровь? Или мой ребенок?
От нее полыхнуло такой яростью, что она едва-едва не обратилась в магию фейри. Конечно, это всего лишь ее кровь, кровь Айны, прорывалась через ограничения человеческого тела. Но все равно это вызывало уважение и интерес.
Ирн склонил голову набок, внимательно рассматривая сердитую девушку.
То, что она устояла тогда перед флером соблазна и не поддалась искушению – это тоже кровь Айны? Или причина была в том, на что упирал Алексей – в традициях людей и правилах его мира?
Хотелось проверить, как сработает флер сейчас, но Ирн держался.
Если не получится – начинать придется заново.
Приручать ее обратно.
Не хотелось терять время.
– Почему ты молчишь?!
Кристина шагнула к нему, сжимая руки в кулаки. Чем дальше, тем больше она сердилась, и в этом отличалась от всегда холодной и язвительной Айны. Только в любви та раскрывалась, раскалывалась как ледяная глыба, внутри которой пряталось сердце из лавы – и выплескивала эту лаву на Ирна.
Эта девочка не умела скрывать свои чувства.
И не хотела их скрывать. Ее взгляд замер на том месте его груди, где был шрам, и где теперь билось золотое сердце магии.
– Почему я хочу прикоснуться к тебе? – спросила она шепотом. – Ты снова делаешь это? Как тогда, когда приказал мне принести сердце? Снова колдуешь?
– Нет, – сказал Ирн. – Но ты все равно дотронься. Мое сердце зовет тебя.
Это ощущалось как тянущая, тоскливая боль, уныние без радости. Казалось, что только ее прикосновение сможет развеять тоску.
Кристина быстро облизала губы, сделала крошечный шажочек, осторожный, трусливый… Но руку не опустила.
Она смотрела не на Ирна, что было удивительнее всего. Она смотрела на его сердце, прозревая его под бледной кожей короля фейри.
– Не бойся, – сказал он. – Обещаю ничего не…
Он не договорил.
Кристина прижала ладонь к его груди ровно напротив сердца, и Ирн захлебнулся от внезапной яркой боли, равной которой он не чувствовал никогда с момента рождения.
Мир дрогнул, повинуясь пульсу этой боли.
Деревья и цветы полумертвого сада выгнулись, будто в агонии, но вместо того, чтобы рухнуть замертво, выстрелили новыми листьями, стрелками травы, бутонами невиданных размеров.
Ирн ощутил, как все живое вокруг вдохнуло и начало тянуть из него силы.
Вытягивая заодно и разлившуюся по венам боль, раздирающую его тело.
Он знал, что его кости целы, кровь течет в жилах, плоть пульсирует в такт биению сердца – он цел, он здоров, он силен – но все равно ощущал неизбывную боль так сильно, что едва держал себя в руках, чтобы не закричать.
– У тебя глаза стали черными… – прошептала Кристина. Ладонь ее лежала на груди, но она беспокойно всматривалась в его лицо. – Что случилось? Что происходит?
Она обернулась, чуть не убрав ладонь, но Ирн прижал ее к своей груди плотнее.
– Ты что-то делаешь со мной… С сердцем, – поправился он. – И сожри меня келпи, я не понимаю, что…
Он не договорил. Из-под потолка, где прятались так и не обнаруженные Кристиной до сих пор репродукторы, хлынул вой сирены. Той самой, что уже включалась ночью, когда разведчики фейри пытались пробраться внутрь.
Но в этот раз тревога была уже не учебной.
Ворвавшиеся внутрь люди в черном, снесли дверь с петель, и Кристина ахнула, отшатываясь от Ирна. Парализующая боль ушла так же неожиданно, как приходила, но когда он растворялся в тени под деревьями, прикосновение ее ладони жгло кожу сильнее любого холодного железа.
Мир сопротивлялся.
Корни деревьев раскалывали толщу бетона.
Но бетон продолжал обнимать корни корявыми челюстями.
Цветы прорастали сквозь асфальт, плитку и стальной настил.
Но оставались окруженными железом, асфальтом и камнем.
Рассыпались ржой поезда и автобусы.
Но горы рыжей пыли разносил ветер и люди кашляли, вдыхая железную пыль.
Слишком много было вокруг неживого.
Пластика, железа, стекла – даже побежденные, они продолжали оставаться грудами хлама, отравлять воду и воздух, мешать миру вернуться к себе самому.
Люди запирались в подземных убежищах, и их было проще сдавить толщей почвы, чем выковырнуть оттуда и превратить в фейри.
Женщины, вдохнув воздух свободы, все равно сами возвращались к своим тюремщикам, вновь попадая в плен.
Даже кошки с тоской вспоминали вкусно пахнущий корм из блестящих пакетов и не хотели жить на воле.
Ирн победил – но победа пахла поражением.
Он мог пронзить своим мечом любого, кто бросил бы ему вызов, но никто не бросал.
Они просто возвращались в свою прежнюю жизнь.
Как могли. Строили новые бетонные дома из обломков старых.
Вместо того, чтобы добывать себе пищу в лесах, пробирались в разрушенные здания и доставали оттуда еду в железных банках. И ели ее, отравленную техномиром, и лишали себя будущего в мире Ирна.
Вместо радости и свободы, положенной каждому живому существу, вместо наслаждения солнцем, воздухом и прикосновениями, они прятались в убежища, стараясь выходить как можно реже и сторонились не только фейри, но таких же людей.
Ирна раздражало то, во что все превращалось.
Вместо возвращения золотого века магии он видел только еще одну войну, которая не собиралась заканчиваться.
Никто не выходил с ним сразиться, никто не возражал напрямую – но переубедить их можно было только силой.
Люди боялись магии, боялись света, боялись всего живого.
И хуже всего – он не чувствовал, что мир подчиняется ему. Природа
