то ли обиделся, то ли просто огорчился: ведь от него скрыли один из важных факторов данной заварушки, в которой он изначально участвовать особо-то и не хотел, но при этом имел достоинство промолчать.
— Так чего ты от меня хочешь? — обратился Суррогат к отцу. — Мне ведь нечего тебе дать в конечном счете.
— Мне нужно, чтобы ты остановился, сын. Ты, итак, слишком много дров наломал.
— Серьезно? Ты решил вновь читать мне нотации сейчас? Пару дней спустя.
— Повторение — мать учения, — поучительно произнес плакатный лозунг со времен Советского Союза Самогон, при этом никогда не задумываясь, что изречение это принадлежало древнеримскому поэту Овидию. — Остановись!
— Да пошел ты, — гнев начал просачиваться через маску насмешливости.
— Наркотики — это уже не шутки, — голос Самогона тоже приобрел более глубокие тона.
— Повторюсь: это не твое дело, — заскрежетал зубами Суррогат, уже и упустив тот момент, когда разговор пошел не по плану.
— Послушай, сын, — как-то подозрительно мягко начал уговаривать его Самогон, — я очень многое тебе позволял, но всему есть предел.
— И не тебе решать, где быть этой границе.
Кумыс, что все это время молчал сейчас решил навострить ножи, со словами:
— И долго мы будем идти у него на поводу? — и хотел было наброситься на противника, отчего Суррогат молниеносно достал нож, но так и не успел использовать его на деле, ибо все действующие лица повернулись на гул мотора. К ним на всех парах ехал мерседес красного цвета.
Издалека было не понятно кто за рулем, поэтому троица до последнего ждала, когда же водитель вдарит по тормозу. Но как выяснилось в последний момент, он этого делать не собирался.
Все наши «герои» успели отскочить (а красавчик к тому же выронить холодное оружие), когда из круто развернувшейся машины вышла Мартини и выстрелила в Суррогата. И тут можно сказать сработал как раз тот «фокус неудачи»: предположительно — руки тряслись у женщины из-за принятого решения, плохих дорог и нервов, ибо она пару раз промахнулась, а в итоге вместо груди (видимо, целилась в самое сердце), попала в живот. В связи с чем она выстрелила еще дважды, но так и не попала в цель. Развернувшись, она прицелилась в Самогона, но его успел прикрыть Кумыс. Далее опять последовали пара неудачных выстрелов. За это время Самогон смог оттащить Кумыса как раз-таки за ту самую корягу, за которой скрывался Суррогат. А разряженный пистолет был женщине уже не в помощь.
— Сука! — крикнула Мартини и, сев было обратно в машину хотела уехать, когда колесо мерса пронзили пули.
— Не так быстро, тварь, — улыбнулся ей Суррогат, левой рукой зажимая раны на животе и в районе груди.
Мартини очаровательно улыбнулась в ответ. Просунув руку через окно, она пустила в ход свои чары и все же тронулась. Она знала, что сможет уехать несколько сотен метров, да и стекла были пуленепробиваемы. Это даст ей фору доехать до ждущего ее Ерша. Он был ее планом Б.
Почему она не убила Суррогата? Ведь могла бы при желании подойти к нему и выстрелить в упор. Она и собиралась. Но вовремя переубедила себя, что мужчина может быть вооружен и как боец, прошедший неплохую школу выживания, мог бы застать ее врасплох. И вот он бы точно не промахнулся. А так, она считала, что задела жизненно важные органы, и сделала ставку на то, что он скончается, не доехав до больницы. Впрочем, на чем бы ему туда доехать. По пути она с Ершом видела припрятанный мотоцикл и, естественно, воспользовалась случаем спустить ему шины. Что же до Кумыса и Самогона. Жаль, что она не смогла убрать последнего. Тот мальчишка ей был не ровня, а вот старику уже пора было на покой.
Мартини вспомнила подетально эту сцену пока ехала из Италии к месту битвы: как она едет в эту дыру, как сбивает эту сладкую троицу, хладнокровно стреляет сначала в Суррогата, а потом и с Самогона. Но вот ведь проклятье, в видении, она убила их всех. Что ж, остается думать, что Фавн либо соврал, либо потом перетасовал карты, после того как она его, болезненно в прямом смысле этого слова, кинула.
Сейчас надо было думать о последствиях. Суррогат смертельно ранен, Кумыс кажется тоже, Самогон жив и здоров. Это говорит лишь о том, что она заимела нового смертоносного врага в его лице, ну что ж, чему быть, тому не миновать. Главное условие сделки она уже выполнила: прошла неделя, она устранила красавчика-контрабандиста. Теперь дело за Этанолом.
Так что же видел Суррогат после того, как его коснулись чары блондинки.
Он был на белоснежном пляже, скорее всего на Мальдивах. Волны теплой пеной обволакивали его босые ноги и дарили райское удовольствие. Солнце припекало сверху, но шляпа спасала от беспощадных лучей. Погода именно была та, о которой говорят: идеально теплое, вокруг один релакс. И тут его обняли сзади крошечные ладошки. Он знал, что это Саке: узнал по ее смеху.
— Скучал? — спросила она.
— Каждую минуту, — ответил ей Суррогат, прежде чем повернуться и подхватить на руки. Японка была легка как пушинка. В легком шелковом костюме, ненакрашенная она казалась ему такой родной.
Девушка поцеловала его в губы.
— Побрейся, а то выглядишь как разбойник, — пожурила она его, чему он был все равно несказанно рад. Да пусть хоть бьет его, любить от этого он ее меньше не станет.
— Как только так сразу, — и повалив ее на просторную кровать в бунгало, начал целовать…
Боль былых дней
За плечами оставим.
В саду вновь распустятся вишни.
Опьяненный нежностью Саке, нежась в ее ласках и улыбках, он вот уже не один мысленный день ловил себя на том, что так давно не смеялся и не испытывал это чувство легкости. Он действительно парил где-то между небом и землей, будто заимел крылья. Его отпустила вся его жизнь и осталась лишь любимая женщина, что казалась особенно притягательной на закате уходящего солнца.
Но вернемся же к реальности, друзья, где наших героев покинула роковая женщина. Самогон, осмотрев Кумыса и приняв решение, что его еще можно спасти, бросился к сыну.
Тот лежал на спине, из уголков губ текла струйка крови. Нащупав пульс, старик понял, что он становится все реже или медленнее.
— Суррогат, сын! Сынок, — взмолился он, понимая неизбежное.
Он на всех порах побежал к своей машине. Но к этому времени, уже было все поздно.
Конечно же Самогон не мог оставить его здесь, и со слезами на глазах, погрузил он тело красивого мужчины на
