купюру с переписанными номерами, хотя должен был почувствовать, что в управление его вызывают не просто так.
— Ты дурак потому, что вместо десятирублевого штрафа принял взятку в размере пятидесяти рублей. Какой идиот будет давать взятку в десять раз больше, чем он мог заплатить тебе официально, хотя обычно платят половину. Тебе бы дали в лучшем случае пятерку. А теперь сиди и думай, что жадность — это плохо. — сказал я и лег спать.
Наверное, эта мысль настолько поразила рыцаря полосатой палочки, что он тоже замолчал, и в камере до утра царила благословенная тишина.
Следующее утро было недобрым. Меня никто не вызывал, время до окончания моего трехсуточного задержания тянулась, как густая патока, медленно и безнадежно. Наконец, когда казалось бы, все сроки уже прошли, меня вновь вызвали в «допросную». Следователь, не меняя каменного выражения лица, метнул передо мной пачку документов:
— Читайте, расписывайтесь, ставьте сегодняшнее число.
Когда человека освобождают по истечению срока задержания, ему обычно дают на подпись один документ, а тут целая кипа. Наверное, все таки, меня арестовали и сегодня повезут в тюрьму. Очень жаль, что моя афера не удалась.
Я взял ручку, притянул к себе бумаги, начал расписываться, но понял, что документы какие-то другие:
— Это что, гражданин следователь?
— Вы что, первый год работаете? Это постановление о признании вас потерпевшим, это о признании гражданским истцом, это направление на судмедэкспертизу для установления степени причиненных вам телесных повреждений, а это расписка в получении служебного удостоверения, похищенного у вас ранее. Расписывайтесь быстрее, мне некогда.
— Вы меня что — выпускаете?
— Нет, с милицейским удостоверением будете в камере сидеть! Давайте, расписывайтесь и пойдем отсюда. Да, и еще, одно. От имени прокуратуры я приношу вам официальные извинения за необоснованное задержание. Теперь все, можете идти.
Как я добрался домой, я не особо помню, очнулся только на входе в общежитие, куда меня пыталась не пустить комендант. Пришлось приподнять ее и перенести в сторонку. Сначала женщина была возмущена моей наглостью, но потом мы оба вошли во вкус этого процесса. Мне кажется, что эту суровую женщину давно не таскали на руках, да и мне давно не поручали перенести на другое место упругое женское тело.
Тут я вспомнил, что меня бросила любимая женщина и резко завершив игрища с комендантом, в расстроенных чувствах, пополз на свой этаж. Следующий день прошел в беготне, оформлении различных документов и прочих актов. Помня, как утром комендант мстительно крикнула мне в спину, что меня сегодня придут выселять, я бегал как наскипидаренный, и успел совершить маленькое чудо — уже вечером я представлялся своему новому начальнику.
Блондинистый майор с безумными глазами схватил мои бумаги, просматривая их со скоростью пулемета, затем быстро стал их визировать.
— Так, Николай, завтра выходишь к половине девятого в…
— Товарищ майор, я вообще-то еще на «больничном» и мне завтра на судмедэкспертизу надо…
Начальник с досадой отбросил ручку:
— Ты что, больной? Сачковать все время собрался?
— Я не больной, я раненный и вообще, вчера из ИВС выпущенный.
Майор упал лицом на стол, обхватив лицо ладонями, и забился в конвульсиях, секунд через пять оторвался от стола и посмотрел на меня абсолютно спокойными глазами:
— Короче, больной, послезавтра выходишь на работу в половине девятого утра, вот по этому адресу. Через неделю осмотришься и будешь на дежурства ходить. Если ты хитропопый, то лучше сразу уволься или застрелись, у нас выживаемость «сачков» очень низкая. А теперь свободен. И да, добро пожаловать.
Вечером я еле добрался до дома. Отвыкшие за время отсидки в застенках от ходьбы, ноги шевелится не хотели. Да еще мрачные мысли сил не прибавляли. Слова безумного майора мне очень не понравились. Я напряженно думал, не прогадал ли я, ради малогабаритной квартиры в общежитии возле метро, переведясь из спокойного, интеллигентного Дорожного района в район имени Основоположника, где уровень преступности при любой власти бил все мировые рекорды. Выдержит ли такие запредельные нагрузки мой изнеженный спокойной службой организм.
И в это время, подтверждая мои самые худшие опасения, в дверь громко забарабанили. Мои надежды, что если я тихонечко посижу, то мои визитеры уйдут, не оправдались. Дверь стала сотрясаться от ударов ногой. Я на цыпочках подкрался в коридор и рывком распахнул ее наружу. На полу перед дверью сидел и, растерянно потирал контуженный дверью лоб, милиционер, в котором я с удивлением узнал вредного участкового, с которым мы подрались во время обыска в моей квартире. Увидев меня, мелкий гнус обиженно взревел:
— Ты когда квартиру освободишь, ее мне выделили!
Я мысленно досчитал до трех, рывком подхватил тщедушное тело и затащил блюстителя закона в квартиру.
Через два часа мы допили водку и доели пельмени. Участковый, опершись локтями на стол, мрачно бубнил:
— Ну вот, что мне делать, Коля? Жена всю душу вынула, уже не может с тещей жить в одной квартире. Теща, от воплей ребенка по ночам, вешается. А самое главное, обе на мне отрываются. Итак, стараюсь на «опорнике» ночевать почаще, дома кроме криков и скандалов, ничего хорошего не происходит. Вот, пообещали твою квартиру, а теперь куда, если ты к нам перевелся.
— Слав, ты не расстраивайся. Я тебе помогу. Ниже этажом, в соседнем крыле, есть квартира номер четыреста два. Она площадью побольше будет, чем моя, а ее хозяин, от государства, квартиру как льготник получил, а эту не сдал. Так что, если все быстро провернешь, то ты в нее заедешь.
Участковый просто на глазах возвращался к жизни, он снова был с нами. Налив ему на «посошок», поправив фуражку и сунув в карман куртки бумажку с номером квартиры, я проводил дорогого гостя, с трудом вырвавшись от его прощальных объятий и, наконец, остался один. Нет, еще один вопрос, который поджимал меня по срокам, остался нерешенный.
Из ящика дежурной, прикорнувшей за столом, я достал телефонный аппарат и набрал номер:
— Здравия желаю, Кувшинова могу к телефону пригласить? А, это ты! Здорово, Серега. Ну что, я свои вопросы решил. Хотел спросить, твой недоеденный щенок еще нуждается в приюте?
