там говорил Василий Уткин? «В чемпионате России, кажется, не надо нарушать правила, чтобы получить пенальти в свои ворота. Пенальти назначаются за шевеление травы, за пение птиц, за дуновения ветра, от которого тоже способны падать могучие форварды».
Не знаю, каким чудом заметил, что Думченко, Матвеич и Колесо вознамерились идти за объяснениями к судье. Рванул к ним, схватил за футболки, развернул в свою сторону ветеранов «Динамо», а белорус остановился сам. Ничего судья им разъяснять не станет. Будет карточка. И еще карточка. И еще. И потом продуем.
— Что вы творите! Он только этого и ждет. Ну смысл себе вредить?
Думченко не понял, уставился на недобро улыбающихся мужиков. Судья аж привстал, наблюдая за нами и поглаживая пальцем карман. Мол, скажи только что-нибудь, ругнись!
— По позициям, — заключил Матвеич, и они разбежались, а я крикнул вдогонку:
— Ребят, спокойно. Это моя работа! Справлюсь.
И тут вдруг их капитан, днепропетровский, здоровенный лысый мужик, проходя мимо, толкнул плечом, на ходу шепча: «Левый угол. Левый. Угол». Наши кинулись опять — надо защищать вратаря. Но тут я заорал:
— На линию! Не мешать! Мой мяч!
Стоя в воротах, я прыгал на линии и думал. «Левый угол» — мой левый? Это капитан мне подсказал, куда бьет их пенальтист, потому что никакого пеналя не было и им самим неудобно и противно? Если все так и будет — лично руку пожму; может, даже футболками поменяюсь.
Судья неразборчиво и торопливо пробормотал про «нога на линии, никакого движения до удара», и ушел в сторону. Их пенальтист постучал мячом о газон, рассматривая меня и ворота. Установил пятнистого. Отмерил три шага. Это хорошо. Самые трудные мячи — на силу. Там разбег другой. А если на точность, то можно изловчиться.
Ну, товарищ, покажи личико. То есть открой свои намерения! Меня обожгло желанием пенальтиста. Их капитан прав: удар придется в нижний левый угол. Я бы и сам это считал, но спасибо тебе, капитан!
Прозвучал свисток.
Я превратился в сжатую пружину, готовую распрямиться в долю секунды. Сердце зачастило. Если облажаюсь сейчас — вот позор будет!
Пенальтист разбежался, а я все стоял. И ровно тогда, когда он коснулся мяча, прыгнул влево, вытянувшись струной. Как раз туда, куда стриг траву мяч, точно пущенный в угол. Нет, такой не возьму. Самыми кончиками пальцев, почти как в волейболе, я подтолкнул, закрутил пятнистого. Мяч чиркнул по штанге и улетел в поле, где наши сразу навязали борьбу.
А я с опаской посмотрел на судью. Тот смотрел на меня, поглядывал на бокового, который линию держит, и следил за тем, чтобы я не дергался.
Все-таки капитан днепропетровский заслуживает уважения.
Но самое главное, что незабитый пенальти — это дикая встряска для тех, кто не пропустил, то есть для наших. Это такой адреналин!
И наши как понеслись в атаку! Пас, еще пас! На подлянки не отвечают. Через подкаты прыгают. В борьбу не лезут — передают мяч другому. И борись ты на здоровье, мяч-то — вон, впереди. Красавцы «титаны»! Аж в груди заныло — туда хочу, к ним, чтобы так же, как Бурак — пяточкой назад. Вот так — в противоход. Вот так — стеночку! И откатить мяч назад на набегающего слоном Гребко, который как вдарил! Эх! Вот как надо бить, а не на точность!
Нет, точность тоже нужна. Но когда вот такая пушка стреляет — прыгать бесполезно. Мы ведем 0:2. Осталось вытерпеть, дотянуть, дотерпеть, а уж этому нас учили долго, и еще с самых первых матчей.
Судья добавил всего три минуты, даже странно. Наверное, он понял, что ничего не получится, а если ставить второй незаслуженный пенальти, можно и по шапке получить.
Удар, еще удар! Вынос. Еще вынос. Парни ложились под удары, не пуская мяч к моим воротам.
Сколько времени осталось до конца? Сколько судья еще будет тянуть кота за хвост?
Есть! Наконец свисток!
Трибуны сидели тихо-тихо. Кто-то свистел, кто-то хлопал нам, причем это были не наши болелы. Всех затошнило от судьи, и недовольство направили против «Днепра» их же фанаты.
А на поле чуть не началось побоище. Чуть не сцепились Левашов и Погосян с их крайне наглыми крайками. Мы с Матвеичем кинулись наперерез, и Сан Саныч с кромки поля взревел раненым бизоном. Мы обняли и увели своих задир, днепропетровцы — своих.
Но потом я вернулся и пожал руку капитану «Днепра». И нападающему пожал, который пенальти бил. И судье — специально подошел и пожал руку и даже улыбнулся, вспоминая бои без правил, на языке так и вертелось: «Нет ли у вас родственника по фамилии Гришин?» Но смолчал, конечно.
А в голове вертелось, что титан легкий, но прочный! А «Динамо-2» тяжелые, неповоротливые и хрупкие, как глиняные горшки. И скоро мы сойдемся в битве, которая все расставит по местам.
Глава 24
Почему ты спишь?
В автобусе Димидко достал две бутылки шампанского, раздал раскладные стаканчики и произнес тост бодрым голосом, в котором все равно сквозила грусть:
— Парни, вы понимаете, что вы… мы сегодня сделали? Сегодня люди видели самое настоящее чудо! Уверен, что теперь все болелы, разочарованные в своих командах — наши! Выпьем же за то, что невозможное возможно! Ура!
К нам присоединился Витаутович, но от шампанского отказался, плеснул себе коньяку из фляги. Его радость, в отличие от радости Димидко, который сильно запал на укатившую домой Анжелику, ничем не была омрачена, он скалился во все тридцать два и сиял, как новый червонец.
Когда автобус тронулся, мы как раз закончили разливать шампанское и дружно грянули: «Ура!» Микроб затянул жизнеутверждающий гимн «Титана», его подхватили все.
Я сидел рядом с Микробом, который пел громче всех, а вот Клык позади нас отлынивал, смотрел новости. Когда гимн закончился, он прокричал:
— Прикиньте, мы на первой полосе! Глянь! — Он передал мне телефон и зачитал: — «Подвиг Нерушимого».
Микроб сунул свой любопытный нос и воскликнул:
— Саня, опять про тебя! А еще пишут, что будет расследование, и судью отстранят, а возможно, и будут судить. — Он пролистал статью до конца и присвистнул: — И глянь, какой сёр в комментариях, все за нас! Тысячи людей смотрели и будут пересматривать эту игру.
Я достал свой телефон и улыбнулся, читая сообщение Лизы:
«Горжусь тобой! Ты настоящий герой!»
Да, сегодня я был героем для всех болел, Робином Гудом от футбола, борющимся с несправедливостью и дающим надежду на честную игру.
— Саня, давай
