никогда ничего не получалось. Пока не появилась ты. И не сказала, что тебе нужно что-то там прочитать, иначе мисс Уильямс будет ругаться.
Я кивнула. И это помню.
Матушка была не то чтобы против моей учебы, скорее полагала, что место той – после всех домашних дел, которые я обязана была переделать. Да и вообще, читать я умею? Умею. И писать. И стало быть, достаточно.
Никто не любит слишком умных женщин.
– И ты помог.
– С тобой было приятно заниматься…
Он умел объяснять, тот мальчишка в твидовом костюме, слишком серьезный, чтобы Вихо было с ним интересно. Он рассказал мне про греков. И римлян. И принес из библиотеки книгу.
– Рядом с тобой я вдруг переставал быть никчемным. Ты смотрела на меня, как… не знаю… просто ты спрашивала, я отвечал. Ты просила, и я делал. Я не хотел тебя разочаровывать… но все равно разочаровал. Когда я действительно был нужен, всегда оказывалось, что меня нет. Или что я слеп… если бы я действительно чего-то стоил, я бы женился на тебе.
Я фыркнула.
Вот уж не было печали. Нет… я… да, я любила Ника. И люблю. И… и даже если это он свернул Билли шею, то пускай. Ублюдок заслужил.
Но стать его женой? То есть… Чушь какая.
– Вот видишь, – сумерки скрыли его улыбку. – Мне это тоже кажется слегка противоестественным. Ты стала мне сестрой. Пусть не по крови, но по духу.
– Поэтому ты выбрал Зои?
– Отец… ты знаешь о проклятии? Я в него не слишком верил, хотя отец требовал, чтобы я подыскал себе жену где-нибудь там, – Ник махнул рукой в темноту. – В большом мире. И чтобы она была сиротой. Мне всегда это требование казалось глупым, но теперь я понимаю, что он был прав. А я влюбился в Зои.
– Она тебя не любила.
– Знаю.
– Но…
– Я ее любил. И тогда думал, что этой любви хватит. Я ведь учился. Все Эшби получают образование. Отец решил, что я должен пойти в медицину. Я не был против. Я привык верить, что он знает, как лучше… и уехал. Я писал ему. Спрашивал о тебе. Он отвечал, что все идет своим чередом. Порой с ним было сложно, ты помнишь?
…Хрусталь. Серебро. И свечи. Ужины всегда проходили при свечах. Даже когда в доме появилось электричество, ужины все равно проходили при свечах. И оттого в столовой пахло воском и дымом.
– Скажи, дорогая, что ты думаешь о…
Драконах.
И повстанцах, благодаря которым Штаты обрели независимость. О том, можно ли было обойтись без войны? И стоило ли оно того? Пролитая кровь и нынешняя свобода.
Недетские вопросы, ставившие меня в тупик.
Вихо и тот бормотал что-то непонятное, а я… я отвечала. Как умела. И как думала. И порой получалось, что думала я, наверное, неправильно, если мистер Эшби улыбался.
– Почему ты не остался там?
– В большом мире? – он поднял мой нож и протянул рукоятью вперед, придержав за клинок. – Потому что, как оказалось, Эшби могут жить только здесь. Мы связаны с этой землей. Мы ее хранители и пленники. И да, я не слишком в это верил, пока не начал сходить с ума.
– Ты?
– Мне снился Драконий берег. И кровь на нем. Много крови. Драконы, которые то тонули в ней, то дышали огнем. Люди… я пытался принимать снотворное, но становилось только хуже. С ним я оказывался заперт в кошмаре. А еще у меня появилось желание кого-нибудь убить.
Клинок вдруг встал на его ладонь острием.
– Оно крепло день ото дня. Я уже работал. Меня называли способным, да… мне даже доверяли делать простые операции. Они не знали, что, глядя на пациента, я испытываю почти непреодолимое желание убить его. Я удаляю аппендикс, а представляю, как было бы неплохо вырезать ему сердце.
Нож крутанулся. А я перехватила его, убрала в рукав:
– Прекрати.
– Тебе скажут, что я сошел с ума. И будут отчасти правы. Это… договор. Я держался. А потом приехал домой. И кошмары отступили. А еще я понял, что если уеду, то рано или поздно поддамся искушению.
Об этом мне тоже придется молчать. И Ник знает. Он… испытывает меня? Или дразнит?
Или просто делится, как делился когда-то конспектом по латыни. К чему мне мертвый язык? Пользы от него, как от тех интегралов из углубленного курса математики. Их я решала для себя, испытывая почти неописуемое счастье от осознания, что я способна и на такое.
Не дура. Не…
– Здесь я встретил Зои и влюбился. Наверное, мне тоже тяжело давалось одиночество. И просто нужно было любить. Поверить, что любовь вообще существует. И я написал одному моему преподавателю. Он известный человек со множеством знакомых. Я попросил о консультации. Он не отказал. Мы с Зои отправились вместе. И меня заверили, что нет никакого проклятия. Они не живут столько. Что если что-то и было, то рассосалось. Что не о чем беспокоиться. Моя мать больна, но это случается безотносительно проклятия. И да, это может передаться, а может и нет. И это не значит, что Зои что-то грозит.
Ошибся.
Наверняка все ошибаются, даже профессора и академики, за плечами которых множество дней, проведенных среди книг. Они могут искренне думать, что знают все, а на деле… ошибаются все.
– Когда произошло несчастье, я отписал ему. И знаешь, что мне ответили? Что имела место медицинская патология.
Да, ошибаются все. Но не у всех хватает сил признать свою ошибку.
– Так и получилось… я был занят с Зои. Я люблю ее… до сих пор люблю.
А говорит, будто сам себя пытается убедить.
– И чувство вины никуда не делось. Тогда я проклинал себя за то, что бросил ее одну. Мне казалось, что все под контролем. Я ведь нанял сиделок и няньку тоже. И миссис Фильчер была рядом с дочерью. И Зои чувствовала себя отлично. Была немного растерянной, но и только… А потом пропал Вихо, и все пошло…
Он махнул рукой.
– И когда ты встретилась с тем парнем, я понадеялся, что хотя бы у кого-то все сладится…
Да, я понимаю. Я сама надеялась. Одиночество – поганая штука.
– Я занялся Зои, я надеялся, что мы хоть как-то… что есть еще шансы…
И увез ее в Тампеску сразу после похорон сына. Потом вернулся. И снова увез. И опять вернулся, чтобы найти новое место, где ей бы дали шанс.
Билли я подцепила в соседнем Бирвуде. Мелкий городишко, живший, как и многие другие, за счет приезжих.
