Я чувствовала себя так, словно на мне черти дрова возили! Долго я не выдержу, это точно. Но на один вопрос сил у меня хватит:
– Кто ты?!
– Рон! Помоги! Помоги мне!!!
Голос оборвался. А я сжала кулаки. Рон. А не Джетлисс ли, часом? Или не часом? И что теперь делать?
Хотя что? Все было ясно и так! Я нацепила на себя медальон, рухнула на кровать – и отключилась. Магия вообще выматывает! А я даже после простенького заклинания чувствовала себя так, словно весь день мешки с мукой таскала!
Когда я проснулась, в комнате никого не было, но рядом со мной на столе стоял горячий завтрак. Свежий хлеб, масло, сыр, ветчина, икра, фрукты, зелень и большой стеклянный графин с соком. Все магическое, свежесотворенное и магией же сохраненное до моего пробуждения. Кто сказал, что из энергии не сляпать материи?! Возможно, из электричества действительно не сделаешь лампочку, но из магической энергии, или, как прозвали ее эльфы, маэны, можно сделать все, что угодно! Главное – правильно составить заклинание. Что еще более приятно, от пищи, сотворенной из маэны, не толстеешь, в сотворенном платье не замерзнешь, а сотворенные тобой башмаки никогда не натрут ногу. С другой стороны, на ботинки ты потратишь столько маэны, что проще пойти и заказать их у сапожника. Да и потом, волшебник работает очень просто. Снимает матрицу с вещи, а потом по матрице составляет заклинание. И сколько ботинок можно так обработать? Максимум – двое. Зимние и летние. И только на свою ногу. И только одного фасона. Две пары разных ботинок – два разных заклинания. Иначе это уже не волшебник, а обувной магазин. Я облизнулась на поднос с едой – и отправилась в ванну.
Когда я, проснувшаяся и готовая к подвигам, вышла в комнату, там уже находилась Лирин. На этот раз почему-то одна. Эльфийка нервно жевала бутерброд с ветчиной. Я присела напротив и взялась за нож.
– Привет. Что случилось?
– Я получила еще одно письмо от верховного волшебника. Он просто в истерике. Тина, что ты успела натворить?
– Да ничего, клянусь своим хвостом! – возмутилась я. – Только попыталась пококетничать с медальоном, а он меня отшил!
– Неужели? Как он мог! И что же он сказал?
Я вгрызлась в бутерброд с икрой, прожевала и криво улыбнулась.
– Он просил о помощи.
– И все?
– Почти все. Еще он назвал имя. Угадай какое?
– В другой раз. Ну?!
– Рон.
Имя упало кирпичом. Лирин побледнела. Я жевала бутерброд, не мешая ей просчитывать ситуацию.
Эльфийской головной боли хватило еще на три бутерброда и стакан сока.
– И что ты теперь собираешься делать?
– Не знаю, – честно созналась я. – Поговорю с верховным волшебником.
Эльфийка расслабилась и улыбнулась.
– Я боялась, что ты с ходу заорешь: «Свободу попугаям!»
– Я бы и заорала, – честно призналась я. – По мне даже смерть лучше такого заточения. Но я не знаю, не нагадят ли милые птички мне на голову.
– Какая очаровательная аллегория. Когда говорить будешь?
– Хочешь присутствовать?
– А то!
Я поглядела на часы.
– Дай мне час – и я буду готова без двадцати одиннадцать. Идет?
– Маловато времени просишь, – съехидничала эльфийка.
Я пожала плечами с самым невинным видом.
– Если будешь общаться с друзьями – держи себя в парадной форме. А если с врагами – будь просто неотразима!
– Ах, вот оно что! Самолюбие проснулось?
Я покраснела. Ну, в общем, если честно… Проснулось! Достала меня эта сволочонка Орланда до пробуждения всех худших качеств! Еще немного – и я начну курить и материться на улице! Эльфийка несколько секунд разглядывала меня, а потом смилостивилась:
– Ладно, уж… Хорошее чувство, давно пора было его растолкать! Прислать к тебе гримера?
Я почесала нос.
– А почему бы нет? Я должна произвести хорошее впечатление на этого… верховного волшебника.
Лирин улыбнулась и исчезла за дверью.
Я задумчиво перебирала содержимое шкафа. Хотелось выглядеть жутко очаровательной стервой. А с эльфийскими платьями это было легче легкого. Трудность заключалась в выборе. Глаза разбегались. В итоге я остановилась на длинном серо-зеленом платье, в цвет моих глаз. Длинное, строгое, закрытое – спереди. Сзади у него как раз были два овальных выреза. Один на спине, второй – на попе. Так что трусы под это платье не наденешь. И если стесняешься своего тела – тоже в него не влезешь. Дело в том, что у эльфов своеобразное отношение к наготе. Они могут расхаживать голыми где угодно и когда угодно, и никто никогда не скажет им, что они нарушают правила приличия. Никто и не заметит и не подумает. У эльфов нагота так же обычна, как и одежда. И это платье считается очень скромным. Какой там вырез! Видел бы кто очаровательный наряд из золотой рыбачьей сети, который как-то раз нацепил на себя Лефроэль. Я вот глянула на него мельком – и потом час приходила в себя! Почему? Ну потому! Сетка просто украшала эльфа, но ничего не скрывала. И плавки под этим нарядом тоже не предусматривались. На любом другом он смотрелся бы жутко. Но Лефроэль носил его с таким спокойствием и достоинством! Он мог бы в таком виде появиться и на улицах Москвы. И ему не было бы стыдно. Изрядный кусок времени я потратила на мелкую зависть к Лирин. Повезло же ей такого парня отхватить! Потом я натянула платье, и как раз вовремя. В дверь постучали, и вошел молодой эльф со здоровенным чемоданом в руках.
– Под кого гримировать будем?
Я улыбнулась.
– Под очаровательную стерву.
– Тогда я могу идти? – польстил мне эльф.
– Может быть, я и стерва, но до очарования мне далеко. Но вы же мне поможете?
– Разумеется!
Эльф оказался просто волшебником. Спустя сорок минут из зеркала на меня смотрела женщина, в которой я даже не сразу признала себя. Платье делало мою фигуру тоньше, выше и изящней, глаза отливали зеленью, волосы улеглись в сложную высокую прическу, а лицо было так искусно подрисовано, что косметика казалась натуральными красками. Само очарование. Но такая стерва!
Я рассыпалась в комплиментах визажисту, а он – мне, и ровно через десять минут я входила в зал, где меня уже ждали Лирин и Лефроэль. Эльфы сидели так, чтобы их не было видно, и смотрели на меня. Я вздохнула, встала в очерченный золотой краской круг – и сломала печать на втором письме. Прямо передо мной появилась призрачная фигура верховного волшебника. Отвесила изящный поклон и заговорила:
«Госпожа Тина, я приношу вам свои самые искренние извинения за недопустимые поступки моей дочери. Уверяю вас, я никогда не хотел вашей гибели. Более того, я рад был бы учить вас волшебству. Вы невероятно способная и везучая женщина. И к тому же очаровательная. Знаете, я всегда считал, что Ник не заслужил ни вашей любви, ни вашей верности. Не уверен, знаете ли вы, что он изменил вам с моей дочерью под действием барутты, но спешу уверить вас, что его душа принадлежит только вам одной. Это вызывает сильнейшую ярость Орланды, отсюда же, из ревности и зависти, проистекают все ее выходки…»
Я прищелкнула пальцами.
– Выходки? Сильно сказано. Учитывая, что меня хотели просто прикончить!
«…поскольку я никогда не желал вам зла, я полагаю, что у нас найдется несколько тем для обсуждения. Госпожа Тина, то есть я полагаю, к этому моменту уже вэари Тина, не сочтите за труд связаться со мной для прямого разговора не через письмо. Я готов побеседовать с вами через зеркало, телепатически или просто встретиться с вами в любом удобном для вас месте в присутствии людей, которым вы доверяете. Прошу вас уведомить меня о вашем решении как можно скорее. Со своей стороны, заявляю, что согласен на любое место и время разговора, которое вы назначите.
Искренне ваш, верховный волшебник».
Я фыркнула и вышла из круга. Мне требовалось несколько секунд на обдумывание и так, чтобы меня никто не слышал. Ну, разве что Лирин с Лефроэлем. И как это я так успела с ними подружиться?
– Интересно, что надо от тебя этому старому скунсу? – начал Лефроэль.
– Я бы не стала так оскорблять животных, – заметила я.
– Медальон, который ты привезла из мира Двенадцати Дев, – припечатала эльфийка.
Я покусала ногти. Медальон. Понятное дело, что он важен. Но чтобы настолько? Да кто помешал ему просто прикончить меня и забрать украшение? Что я и высказала вслух.
Лирин пожала плечами.
– Тина, ты прелесть и классная девчонка, ты сильна, и из тебя получится крутая волшебница, но в теории магии ты полный профан.
– А то я сама не знаю!
– Ты можешь не знать и чего-нибудь еще. Скажем, ты могла, сама не заметив, замкнуть медальон на себя. Например, на свою смерть! Или на свою кровь, что более вероятно. Или просто – на себя. Ярость, знаешь ли, в клочья рвет любые цепи. Ни для кого это не бывает так справедливо, как для волшебников. Именно в ярости даже самый слабый волшебник может натворить такого, что сорок сильных не разгребут. Допустим, тебя схватили по приказу Орланды, ты не сомневаешься в том, что это ее приказ, у тебя отобрали медальон и собираются убить, потому что, пока ты жива, ты будешь представлять для нее угрозу. Что ты почувствуешь?
