«шшш» и «ничего, ничего, милая», Ксандер понял, что если он что-то хочет достоверно узнать, то придется брать дело в свои руки.
– Что она тебе сказала?
Катлина подскочила, как ужаленная, и в Ксандера впились две пары женских глаз.
– Что сказала? Ксандер, она отдала мне Приказ! – Тыльной стороной ладони она стала утирать слёзы, но делала это так яростно, что толку не выходило никакого, пока Вита не выдала ей платок.
– Какой Приказ? – спросил он, стараясь звучать разумно.
– «Оставь меня в покое хотя бы на час», – сказала Катлина всё ещё немного гнусаво и деликатно утерла нос.
– Это не ужасно, – сказал он осторожно, – всего-то час. И потом, учти, она же пила Бранвенов яд.
Глаза Катлины сверкнули, и стало ясно, что для неё это не аргумент.
– Хотя бы час, – отчеканила она. – Это значит, что после часа уже по моему выбору. Ну что ж, раз сеньора, – в этом слове было больше яда, чем во всех кобрах лазарета вместе взятых, – так хочет…
И тут же снова упала головой в подол Виты, плача так, будто из неё сердце вынимали. Ксандер глянул на Венделя, но тот только руками развёл.
– Катлина, – Ксандер осторожно коснулся её судорожно вздрагивающего плеча. – Катлинке, она не в себе…
– Правда? – она опять подняла к нему залитое слезами лицо. – Ты так в самом деле думаешь? А может, правда другое – что именно сейчас она очень в себе, и наконец-то не притворяется!
– Она поступила мерзко и глупо, – он постарался говорить как мог твёрдо, – но ты её знаешь всю жизнь, и вы всегда были…
– Она иберийка! – выкрикнула Катлина, вдруг вскочив на ноги. – Вы же сами, – она протянула руку, призывая Венделя и Виту в свидетели, – говорили, какие они! А я не хотела верить! Или ты снова скажешь, что они бывают разные?
– Скажу.
Это слово далось ему нелегко, но по справедливости не сказать его он не мог. Катлина расхохоталась – немного визгливым смехом, который на слух Ксандера не сильно отличался от недавнего плача.
– И много ты не таких видел?
– Я видел таких, которые были ко мне добры.
– А таких, чтобы отнеслись к тебе как к такому же человеку, как они? – вмешался Вендель. – На равных?
– Фелипе.
Это имя он сказал, не успев обдумать вопрос как следует, но и подумав, не стал от него отказываться. По-доброму к нему относился и дон Алехандро, более чем, но Ксандер не мог бы поклясться, что в его отношении не было снисходительности или жалости, а Фелипе, несмотря на тот их первый разговор…
– Фелипе? – Вендель недобро усмехнулся. – А ты знаешь, что говорят люди о нём и об Анне, твоей кузине?
Ксандер внутренне подобрался.
– А что они говорят? – спросил он как мог небрежно. – Между прочим, это он настоял, чтобы она пошла в Академию с ним. И она с тех пор не сказала о нём ни одного худого слова. Может быть, и я здесь потому, что…
– Сомневаюсь, что ты здесь по той же причине, – всё таким же тоном ответил Вендель. – А люди говорят, что между ними было и что побольше, чем совместная учёба!
– Чушь, – отрезал Ксандер. – Они расстались друзьями. Ани вышла замуж, у неё дочка, и все. Теперь передают друг другу приветы через меня.
Перед его глазами как живой встал Фелипе – такой, каким он его видел каждый раз, как возвращался из дома, и как жадно молодой ибериец ждал всегда ответа на простой свой вопрос: «И как там Анита? Ты же передал ей?»
– Думай, как хочешь, – печально улыбнулась рядом Вита. – А люди будут думать, что хотят они.
– Я не думаю, я знаю, что на самом деле.
– Тебе виднее, – примирительно сказала Катлина, подуспокоившаяся, пока внимание было не на ней, и этим Ксандеру пришлось удовлетвориться. – Спасибо, ребята, мне полегче. Знаете, я бы пораньше сегодня пошла, всё-таки завтра бал…
– И гадание, – заметил Ксандер. – Вы ведь не расскажете, как оно?
Брат и сестра лукаво переглянулись – и явно сразу забыли про Фелипе с Анной, что было только к лучшему.
– Нет, – прикусила губу Вита. – Не портить же сюрприз!
***
– Франческа, смотри, какой снег! – раздался весёлый голос, и рыжая Фиона закружилась, ловко переступая на звонких каблуках, так, что подол её юбки поднял целый маленький вихрь. – Страшно?
Её спутница, статная красавица в розовом с уложенными короной тёмными косами, только усмехнулась.
– Нина, сколько раз тебе говорить – мой Милан, конечно, не Сибирь, но…
– Ха!
Неукротимая ирландка дожидаться продолжения не стала: зашвырнула в подругу снежок, слепленный, правда, наспех и потому развалившийся ещё в полёте, зато щедро осыпавший плечо дернувшейся от него Франчески. Авзонийка в долгу не осталась, только снежок у неё вышел аккуратнее и полетел дальше – мимо увернувшейся Фионы и ровно в спину о чём-то увлечённо рассуждавшему высокому парню, бывшему – судя по украшавшей форменный плащ вышивке с вихрями и облаками – старшекурсником.
В следующее мгновение двор словно взорвался снежным боем, благо с меткостью было хорошо далеко не у всех, а вот ловкость и гибкость проявили многие. Ксандер, который и сам не мог бы сказать, от кого схлопотал ком снега за воротник, просто азартно швырялся во всё что ни попадя, соревнуясь с Францем и Адриано в выборе целей. За плечом он вдруг услышал смех Беллы: вдвоём с Одилью они примеривались к кому-то для него невидимому, удачно укрывшемуся за большой ёлкой, и сумели воспользоваться его секундной неосторожностью: скорее Одиль, чем Белла, но радовались они одинаково.
Бойцы в считанные минуты очистили от снега весь двор, сгребая его со всех возможных поверхностей, но тут в общей какофонии раздалось звучное «Эвона они тут! Ну, держись!» голосом Майкла Скотта, и с узорной крыши, едва не сметя оживших и заметавшихся в панике каменных горгулий, обрушилась целая лавина. Её встретили крики и визг тех, кто держал оборону под самыми стенами и потому под неё угодил, и восторженный рёв остальных, рванувшихся на приступ в жажде обновить боеприпасы.
– Господа!
Если ректор д’Эстаон, вдруг появившийся в дверях и замерший на пороге, словно портрет в раме, собирался ещё что-нибудь сказать, это ему не удалось: тут же в него тоже полетел непочтительный снежок. Впрочем, ректор, улыбаясь, его ловко поймал, а когда раскрыл ладони, снежок обернулся изящным горностайчиком, который, блеснув чёрными глазами-бусинками, юркнул к нему за пазуху.
– Пожалуйте же уже к столу!
Отряхиваясь и смеясь, кое-кто – вставая из укрытия, былые бойцы потянулись к светившемуся тёплым огнём проёму. Кто-то обменивался обещаниями реванша, иные