Земля мечты. Последний сребреник - Джеймс Блэйлок

– Ну и дела, – сказал он, не зная, что еще сказать о таких друзьях.

– Это не тебе, – сказал Скизикс. – А для Элейн Поттс. – Она приедет сегодня дневным автобусом. Хелен заставила меня собрать эти цветочки. Она говорит, что мне пора браться за ум.

Улыбка не сходила с лица Джека. Так-то оно было лучше: Скизикс вручает цветы Элейн Поттс.

– По правде говоря, – сказала Хелен, смерив Скизикса недовольным взглядом, а потом улыбнувшись Джеку, – это я собирала цветы тебе. На поле тут поблизости, а Скизиксу я сказала, что он должен собрать немного цветов для Элейн – он такого и вообразить себе не мог. И конечно, мне пришлось сделать это за него, верно я говорю? Он же насобирал сорняков и болтал всякую ерунду, что хочет придать букету восточный вид. В конечном счете он взял цветы, которые принесла я, а свои выкинул, и правильно поступил, потому что вполне мог погубить свои отношения с Элейн, подарив ей сорняки. Потом доктор Дженсен крикнул, что ты приходишь в себя, и мы пришли к тебе без цветов. Извини.

– Ерунда, – сказал Джек. – Я…

– Может быть, – оборвала его Хелен, – нам с тобой удастся сходить за цветами попозже. Вдвоем. – Но потом, явно вспомнив про его вывихнутую ногу, она добавила: – Когда найдем тебе трость.

Доктор Дженсен, который перед этим не возражал против того, чтобы Хелен и Скизикс помогли Джеку подняться, вмешался в разговор и сказал:

– Никаких тростей. Сегодня еще рано. Вывих не такой уж сильный, но после удара по голове и всего остального сегодня тебе придется отдыхать. И еще, Джек, перед тем как вы трое ушли вчера вечером, до того, как Харбин вырубил меня, я хотел дать тебе кое-что. Эту вещь твой отец дал мне вчера вечером. – Слова об отце напомнили Джеку о его тщетной вчерашней попытке найти родителей на вокзале. Он мог вообразить лицо матери в окне вагона за спиной отца, зовущего его. Он узнал ее лицо по фотографии – ошибка тут исключалась, обознаться было невозможно. Но теперь, после того как он видел ее вживую, он вспомнил кое-что посущественнее, чем фото, и это воспоминание было одновременно горьким и чудесным. Оно говорило, что каким-то образом, в некотором отдаленном будущем его мать не умирала, что она жива и находится где-то вместе с его отцом. А еще оно – воспоминание – означало, что у него на память не осталось ничего, кроме мимолетного видения ее лица.

Доктор Дженсен протянул ему кольцо.

– Твой отец сказал, что он, возможно, больше не вернется. Он не знал точно. Он очень спешил и опасался, что не сможет завершить то, что наметил на вечер, и вернуться на другую сторону. И он решил передать это тебе через меня. На память, как я думаю.

Джек уставился на кольцо. Он видел его прежде, это золотое кольцо с выпуклостями, похожими на догоняющие друг друга волны. То самое кольцо, что он видел на руке великана, который щелчком большого пальца отправил его к потолку. Джек мог представить себе, как оно крутится в воздухе и падает на громадную ладонь гиганта, который непонятно почему подмигивает ему, Джеку, а потом отворачивается. Джек надел кольцо на палец, поняв вдруг, кто же был этим гигантом. А еще он понял, кто была женщина, так похожая на Хелен, только старше ее. Она и была Хелен, к тому же повзрослевшей Хелен. А великаном был он.

– Это была твоя пекарня, – сказал вдруг Джек, подняв глаза на Скизикса. – Пончики были твои.

Скизикс кивнул.

– Я тоже так подумал. И это, конечно, означает, что я женюсь на Элейн. Я уже рассказал Хелен об этом. Эти цветочки очень милые и все такое, но вот нужды в них нет. Мои сорняки сработали бы не хуже.

– Дурак, – выпалила Хелен.

– А ты и я… – начал было Джек говорить Хелен, но оборвал себя на полуслове и покраснел. В конечном счете он не мог быть уверен, что и в самом деле был женат на Хелен в том доме близ гавани. Может быть, они просто оставались хорошими друзьями. Ладно, нужно будет это обдумать. Ему не нравилось, как он выглядел с бородой. Он напишет себе письмо-напоминание. С мышиной точки зрения борода выглядела ужасно.

– Чую что-то вкусное, – сказал Джек, вдруг почувствовав запах выпекаемого хлеба.

– Свежий хлеб, – сказал Скизикс, радостно закатывая глаза. – А еще тушеное мясо и пирог. Не вытряхивай сегодня свою трубку в кастрюлю с тушенкой. Мы не можем пойти к – о ком там шла речь? – к Гуверу. Он еще не появился. А все остальные здесь.

– Что? – озадаченно спросила Хелен. – Твою трубку?

– Ничего, – сказал Джек. – Я ведь никаких трубок не курю, да? Но, пожалуй, начну покуривать, чтобы быть готовым, когда придет время.

– А теперь маленький сюрприз, – сказала Хелен, явно взволнованная чем-то.

У Джека даже не было времени спросить, что это за сюрприз, потому что в дверь тут же вошли мужчина и женщина – его отец и мать. Джек чуть не упал на пол, хотя и мог бы упасть, если бы мать не схватила его, не обняла, не вела себя так, словно не видела его двенадцать лет, как оно, конечно, и было на самом деле.

Его отец стоял с улыбкой, смотрел на него поверх очков, потом, не сводя с Джека глаз, пожал ему руку.

– Значит, мы все-таки все сделали это, – сказал он. – Даже старый Джим Лэнгли. Он приехал в поезде вместе с нами. Он был уже в вагоне, когда увидел тебя там, на вокзале. Он здесь.

– И мы можем поселиться там в доме, – возбужденно проговорила Хелен. – Он сказал: пока сами не захотим уехать оттуда.

– Я буду готовить, – сказал Скизикс. – «Ни один капустный кочан не переступит через порог». Это мой девиз. Одни только кулинарные изыски.

Мать Джека наконец выпустила его из объятий, распрямилась и посмотрела на него, а он посмотрел на нее. Она была молода, на удивление молода. На много лет моложе его отца, что противоречило его воспоминаниям, но, возможно, объяснялось постоянными перемещениями во времени.

– Мы заняли дом у гавани, – сказала она. – Дом за таверной.

– Я знаю этот дом, – сказал Джек. Хелен уже раскрасила котов. Джек недоуменно посмотрел на отца. – Но как… – начал было он.

– Легко, – последовал ответ, – если только проявить сноровку. Яд твоей матери дал Харбин. Я это знал. Не знал только, что за яд. Она