вонючее понюхать. А ещё любила она ночами из бани в барак к ним пробираться и пока спали они к ним в шконку прыгала и в любовь с ними играла. Они всё равно с утра не помнили ничего.
–Это как? – спросил озадаченный Дементий.
–А вот так бешенство у неё было. А как-то мне призналась, что и пару раз девкой молодухой оборачивалась и одного горемыку до смерти затрахала. Во как!
–Ну и ну.
–А лагерь тот так и назывался, Дорога к хоммунизму, вот только какая дорога? Если в ней зэка пачками помирали. Вот и думай, что за эта хоммунизма такая, к которой они всё хотят прийти?
– Ну а ты что потом?
– Свалила оттуда. И после я больше туда не возвращалась.
Вот так и шли непринуждённые ночные беседы между Дементием и обдерихой, пока та вдруг не исчезла из бани.
Ну а появление обдерихи и правда было не к добру, так как началась вторая большая война с германцем.
А вскоре случилось так что город оказался в зоне оккупации и появился в бане новый народ – немчура, да полицаи. Первые всё любили в бассейне плавать, особенно те которые в чинах у них были, а вторые любили попроще парилку и самогон, который в изобилии с собой приносили.
Немец существо было совсем непонятное для Дементия. И лопотали они не нашем и пили всё больше вина заморские. Парную они не любили, а всё больше мылись с мылом, поливая друг друга тёплой водой.
Дементий думал про себя часто, что немец он хилый какой-то и почто воевать он пошёл ему непонятно было.
Но пришло время, и немчура в бега подался, пришли наши, а потом и война закончилась.
Настало мирное время. Прошли годы и вроде как говорить стали, что наконец коммунизм этот построили.
А чем он, этот коммунизм отличался от другого времени Дементию всё равно невдомёк было. Хотя вот народ по наблюдению Дементия всё-таки другой стал.
Человек эпохи развитого социализма, а именно так меж собой называли начальную стадию коммунизма представители технической интеллигенции, которой весьма и весьма нравилось парить свои кости, был, по их мнению, маленьким словно дитё малое, которое нужно было беречь и лелеять.
Вот как-то пришлось Дементию подслушать разговор одного художника и директора комиссионного магазина, а точнее спекулянта, как считалось в это время.
По-видимому, этих двух людей что-то связывало и потому они всегда любили приходить вместе и париться в половине для знатных особ.
Знатных особ давным-давно не было, а вот попариться в половине с мраморным бассейном мог позволить себе не каждый, в отличие от простой народной половине бани.
А не каждым здесь было и любило париться ещё и партийное начальство, когда к ним гости приезжали из центра. Но в этом случае баню закрывали полностью, на всякий случай подальше от любопытных глаз.
Кто были такие партийные начальники, Дементию было совсем непонятно, но то что любили они всё дорогое, вкусное и с изюминкой, как в царские времена дворяне, это он уже усвоил.
Любили они в бане коньяки распивать, хорошие армянские, а ещё шашлыки любили и икру красную и водочку, не какую-нибудь, а самую лучшую, какая была недоступна простому народу.
Дементий догадывался, что эти новые бояре были как-то связаны с коммунизмом и наверно они его и создали.
Но то, что коммунизм предполагал равноправие всего народа, это Дементий понял давно, только вот одно не понимал он, а это то, что как же можно было говорить о равноправии если одни могли всю, баню заказать с деликатесами, а вторые окромя пива дешевого и водки за три рубля пятьдесят копеек больше то себе позволить и не могли.
Вот тут-то и была заковыка … Потому, как при царе батюшке баню никто не закрывал, а парились в своей половине богатые, а в своей простой нищий народ.
И многое стало понятно для Дементия, когда подслушал он разговор художника и директора комиссионного магазина.
–Ну батенька и что Вы всё-таки можете сказать по поводу того, построили мы коммунизм или нет? – спросил, выходя из парной художник Брянов Пётр Аркадьевич, высокий мужчина с длинной козлиной бородкой, обращаясь к довольно упитанному человеку с большой чёрной шевелюрой и такими же большими усами.
– А как Вы считаете Пётр Аркадьевич, что в Вашем понимании есть коммунизм?
– Вы прямо, как истинный представитель своего древнего богоизбранного народа вопросом на вопрос лупите товарищ Кравиц. Ну лично я думаю, что коммунизм – это когда мы пришли вот сюда, в нашу прекрасную баню с мраморным бассейном и не заплатили за неё довольно кругленькую сумму, да и ещё за коньяк с красной икоркой, балык из стерляди, буженину и фрукты заморские, а получили это всё бесплатно. Просто потому что мы живём в коммунистическом обществе и можем получить абсолютно всё, что пожелаем.
– Но это совсем утопия мой друг, хотя достичь этого можно, но здесь нужно учитывать сознание человека. Тут конечно возникает и социальный фактор. Ведь полного равноправия всё равно достичь невозможно и, хотя бы из-за интеллектуального неравенства. Ну лично, по моему мнению, человек способный творить что-то своими мозгами должен жить гораздо лучше просто колхозника. Ну хотя бы в чём-то. Вот сейчас для нас с Вами коммунизм это мои проданные американские джинсы из-под полы конечно, настоящие французике духи и два десятка немецких женских колготок. Колготки кстати купили приезжие артистки из драматического театра. Опять как видите не простые фабричные девки.
–Может Вы где-то и правы Лев Эдуардович, но лично как по мне я всё-таки думаю, что коммунизм достичь невозможно в одной стране, если весь остальной мир живёт совершенно по другим законам.
–Ну сейчас не только одна страна, а ещё и страны Варшавского договора.
– Да-да …
– Кстати, а вот Ваши сюрреалистичные картины между прочим неплохо продавались бы как раз не в нашем уравнённом обществе, а именно в загнивающем западе, там, где как Вы сказали мир, живёт совершенно по другим законам, – ответил Лев Эдуардович и нырнул в бассейн. -И вот у меня какое есть к Вам предложение Пётр Аркадьевич, -продолжил он, вынырнув из воды, – В силу моей так скажем коммерческой деятельности у меня есть скажем так иностранная клиентура, небольшая правда, из тех, кто приезжает в наш город по культурным вопросам. Так вот они давно интересуются не совсем обычными художественными творениями представителей нашего социалистической интеллигенции. Ну я и мог бы предложить им что-нибудь из Вашей так скажем коллекции.
–Весьма и весьма польщён Лев Эдуардович. Но как же я ведь никогда и ничего не продавал?
–А Вам ничего и не нужно мой друг. Всё за Вас сделаю я. И вот за это я предлагаю нам с Вами
