волны я не имела ни малейшего понятия.
Да уж, а я-то поверила, что нас выпустили погулять по саду просто так. Мои злость, боль и бессилие слились воедино. Я сидела, уставившись в стену.
– Мы с тобой можем спастись, осталось только дождаться взрыва, – сказал Захар.
Мне его слова показались несусветной глупостью.
– …дождаться, пока откроется дверь и взорвётся кто-то другой?
– А… Нет… нет… – тут же опешил он.
– Скоро сюда прибудут люди из моего клана. Этот подонок всё продумал… Как же я жалею, что не убила его, когда был шанс! Идиотка! – лился из меня поток мыслей. – Надо помешать ему! Не легче ли подорваться самим, пока из-за нас не погибла целая группа солдат?
Захар шумно вздохнул и взял меня за плечи:
– Я взорвусь, а ты спрячешься.
– Отказываюсь.
– Ты нужна им, они готовы умереть за тебя, а я – один на белом свете и плакать обо мне, кроме Василича, некому. Тем более, – он показал на ногу, – часть меня уже мертва. Я готов.
Я не стала говорить о том, что Василича повесили, мой мозг искал лучший выход. И хоть думать мне тоже было больно, всё же ко мне пришла одна простая идея:
– Мне нужна верёвка.
Спустя полчаса на полу валялись сорванные жалюзи, а я привязывала верёвку к дверной ручке. Захар утащил в ванную подушки и покрывало с одеялом.
Мы залили пол холодной водой и намочили ею все тканевые вещи, чтобы те не загорелись при взрыве. Дневник Ларисы я спрятала за пояс, так как чувствовала, что он мне ещё пригодится.
Уместиться в тесной ванне удалось с трудом: цепи мешали вдвойне. Захар обнимал меня, насколько мог, сзади, одна его нога была между моих, а вторая – сверху. Лежать было жёстко, так как подушки и одеяла должны были закрывать нас сверху от осколков.
Из-за моей цепи дверь в ванную не закрывалась до конца, зато можно было не бояться, что верёвка застрянет.
– Ты готова?
– Да!
– Зажми уши!
Он дёрнул – ничего, ещё раз – то же самое, третий, уже сильнее, – верёвка оборвалась.
– Она заперта на засов! – конечно, как можно было не подумать об этом?
Он, совершая неловкие движения, поднялся. Кандалы на руках и ногах создавали серьёзную помеху движению.
Я вышла следом, помогла соединить разорванные части верёвки и привязать их к ручке окна. Теперь всё должно было получиться.
– Диана, смотри! Кто-то едет!
Никаких звуков с улицы не раздавалось, сквозь окно ничего нельзя было расслышать, но зато можно было разглядеть, что к воротам дома прибыли уже не люди Филина.
Несколько фургонов остановились возле ворот. Вышел человек в броне и шлеме, достал мегафон и начал что-то говорить. Разумеется, мы не могли понять ни слова.
– Захар! Быстрее! Пока они не подошли к дому!
Мы сделали всё, как в прошлый раз, только более торопливо. Захар потянул верёвку, та легко подалась, он потянул до упора, пока оконная створка не стукнулась о стену.
С улицы донёсся шум.
– Всё. Открылось, – сказал он.
– Странно…
– Может, не сработало? Пойду проверю…
– Нет! – я не дала ему встать.
Вдруг что-то произошло. Сначала я почувствовала волну и только потом – грохот. В уши мне как будто вставили иглы, это был самый громкий звук, услышанный мной. После него уши залил монотонный звон, ничего другого я уже не слышала. Однако взрывов было несколько, это можно было легко определить по содроганию ванны.
С каждой волной взрыва в чугун врезались осколки и сыпались на нас сверху, порой мне казалось, что один из них вот-вот пробьёт нашу защиту. В ноги нам откуда-то свалился кусок стены, но было скорее страшно, чем больно. Сразу после него сверху упала железобетонная плита и накрыла ванну домиком. Моя цепь, до этого висевшая в воздухе, а теперь стремительно увлекаемая плитой вниз, потянула меня за шею к краю ванны. Голову зажало в углу, образованном плитой и краем ванны. Не пошевелиться, боль захватила все тело. Ванну больше не сотрясало, взрывы кончились.
Захар откинул продырявленные подушки с одеялами, высвободил наши ноги из-под куска стены и стал пытаться вытащить мою цепь из тисков. Он часто моргал, потряхивал головой и тёр уши – его тоже оглушило. С минуту он ощупывал мои ноги, голову, руки, чтобы убедиться, что я цела.
Цепь не поддавалась. Захар пытался сдвинуть плиту с места, но ему не хватало сил. Безрезультатно. Он плакал от изнеможения.
Откуда-то снизу потянуло едким дымом, стало жарко. И горели это, как я догадалась, заспиртованные головы из подвала. Значит, взрывом проломило пол, или Филин нарочно подорвал свои трофеи. Вот уж точно: мертвецам всё равно, кому мстить… Воды, разлитой нами, было недостаточно, чтобы потушить пожар. От взрывной волны лопнули трубы, но напор воды был слишком слабым и не мог никак повлиять на ситуацию.
Я начала кашлять, закрыла нижнюю часть лица воротом свитера – стало немного легче дышать. Захар жестом показал, что попробует выбраться. Пришлось зажмурить глаза, чтобы их не изъело дымом. Мне показалось, что с момента ухода Захара прошли часы, мысленно я уже прощалась с жизнью.
Он вернулся с железной палкой от разломанной взрывом кровати, сунул её между ванной и плитой в том месте, где застряла моя цепь. Рычаг помог вытащить пару звеньев, затем согнулся. И Захар снова исчез.
«Вот и всё…» – подумала я, понимая, что теряю сознание.
Мои глаза открылись и увидели ворота дома Филина. Картинка была размыта, как в тумане. Меня несли. Звуки вернулись в мой мир. Обрубок цепи ещё звенел, стукаясь о плечо того, кто нёс меня.
– Больно… – простонала я.
– Потерпи немного, скоро всё наладится. – ответил мне до боли родной голос.
– Дилан? – я захныкала, как ребёнок, ещё до конца не веря, что все живы.
– Тише, Диана, тише… – ласково успокаивал он. – Всё хорошо, я с тобой, больше тебя никто не обидит.
Он опустил меня на траву, постелил мне куртку и собрался куда-то отойти.
– Не оставляй меня… – испугалась я.
– Я принесу тебе воды и вернусь.
Я закрыла глаза и попыталась расслабиться, справиться с пульсирующей головной болью и тошнотой. В кармане нашёлся один скомканный листик живицы, я сунула его себе в рот и проглотила.
Снова появился Дилан, он помог мне приподняться и дал выпить воды. Мне показалось, что я в жизни не пробовала напитка вкуснее, чем эта вода.
Свежий воздух подействовал на меня отрезвляюще. Ещё какое-то время мы сидели в обнимку на траве, Дилан гладил меня по голове и спине.
– Где Захар? – спросила я, вдруг вспомнив о нём.
– В машине, ему снимают железо, – был ответ. – Потом твоя очередь.
Я с облегчением вздохнула.
Вскоре к нам подошёл какой-то человек:
– Как у вас дела?
– Всё в порядке, – сказал Дилан. – Она приходит в себя.
– Мы закончили с парнем. Вы готовы?
Спустя пару минут меня усадили в тот же фургон и сняли ошейник. Я плакала от боли, когда мне сказали наклонить голову, чтобы срезать болгаркой крепления. Не было сил терпеть, казалось, из меня без наркоза тащат жилы, настолько больно было двигать шеей. Однако процедура была проведена аккуратно: кожу не поцарапали и не обожгли, хотя запах палёного железа напоминал о пережитом потрясении. Дилан не отходил от меня ни на шаг, держал за руку, но, как всегда, старался не показывать своих эмоций.
Лицо Захара, сидящего напротив, тоже было красным и опухшим, как и моё, наверное. Он старался не смотреть ни на Дилана, ни на меня, был похож на пугливого бездомного щенка. Да, всем нам не помешало бы как следует выспаться и привести себя в порядок, такое состояние близко к неадекватности, можно и ляпнуть чего лишнего.
Голова и шея по-прежнему болели, тошнило. С меня сняли грязный мокрый свитер, на улице и в машине было довольно жарко. Дилан заботливо
