гибель некроманта, поработившего их, — среди сверхов ходили всякие байки относительно возможности этого. Вряд ли даже прекраснодушные рыцари понимали, что повелевающие потусторонними сущностями маги никогда не заставляли тех повиноваться им силой. Главным в жизни на грани смерти являлось умение договариваться: учитывать интересы иных, не забывая о собственных. Принцип добровольности — основополагающий для некромантов, потому Дерк и не кинулся отговаривать учителя от заведомо гибельной затеи: во-первых, доверял, во-вторых, уважал, а в третьих — Некр, по легендам, являлся любимчиком самой Владыни, если не ее возлюбленным.
— Конечно! Жизни не пожалею, — заверил рыцарь, и Некр кивнул, позволяя себе невесомую улыбку, прекрасно зная, что это не глупая бравада и не пустые слова. В особняке им ничего не угрожало. Дом — огромный и жилой, находился в сени великолепного парка, уставленного статуями из черного и белого мрамора. Тихо, как на кладбище, но вряд ли кто-то заикнется, будто в нем не кипела жизнь. Многочисленные лаборатории, оборудованные в подвалах, никогда не пустовали, в библиотеке наверху порой было не протолкнуться, в гостиных по вечерам играли в штосс и фанты. Не сам Некр, так Дарителла организует оборону и отправит к праотцам любого врага.
Впрочем, Дерк вовсе не спешил раскрывать рыцарю глаза на все это. Хочет стоять денно и нощно у стола в неусыпном карауле — исполать.
В тот же миг Елисей глянул с таким выражением… стойкости, уверенности, надежды, доверия — Дерк так и не понял, чего там было больше, но четко осознал, что никуда не денется, останется рядом, а не займется своими многочисленными делами. Будет успокаивать своим присутствием мятежную душу воинственного сверха, а заодно отогревать свою. Некр часто повторял, будто в одиночестве некроманты костенеют, утрачивают вкус к жизни и охотно уходят за Рубеж, где воистину всемогущи. Необходим «якорь» — кто-то, держащий в этом мире. Свой «якорь» Некр теперь пытался уберечь, кладя на кон все силы и жизнь в придачу. Способен ли Дерк на подобное? Он не знал.
***
Золотистый туман застилал взор; Некр принял его рукой, смахнув с глаз монетки — дар Харону, перевозчику в царство мертвых. Металл сверкнул в свете невидимого солнца и канул в небытие, отозвавшись хрустальным звоном синих колокольчиков. Существовала примета: тот, кто услышит пение этих цветов на закате, не увидит рассвета. Впрочем, Некр наслаждался им не раз и все еще ходил среди живых. Также он не единожды пересекал и Стикс, и Ахерон, и незабвенную речушку Смородину — как по Калиновому мосту, так и по волосяному.
— Удачная шутка, — одобрил он. — Я почти уж испугался, что ослеп.
— Знала, что оценишь, — ее голос — истинное наслаждение для слуха. Такого нет и никогда не будет ни у кого. Некр прикрыл глаза, пил звучание через уши и ноздри, наслаждаясь обертонами и прохладой морозной свежести с привкусом морской соли.
Перед взором исчезла пелена, и он шагнул в прозрачно-ледяной мир, в котором холод не жалил так, как в реальности, а укрывал пуховой периной. Тонкие ветви березы искрились от инея. Некр протянул руку, и на ладонь опустилась крупная снежинка, не спешившая таять. Ее удалось бы рассматривать долго — целую вечность, — восхищаться выверенностью и четкостью линий, грандиозной правильностью формы. Жаль, у него, как обычно, не имелось для этого времени.
Она стояла поодаль в шелках и полушубке из седых соболей. Некр знал, что обличий у нее много, но Владыня всегда являлась к нему прекрасной девой с длинными волосами цвета воронова крыла и синими-синими глазами, в которых вся Вселенная, великий Космос и Бездна переплетались меж собой. Смотреть нельзя — застынет, растворится, перестанет существовать, но Некр плевать хотел на риск, ведь сюда он пришел, ведомый целью. Потому он поклонился, но поцеловал не край платья древней богини, а ее руку.
Его вновь одарили хрустальным смехом.
— В прошлый раз я обещала натравить на тебя Змея, если вернешься до срока, — напомнила она.
— Однако встретил меня все же не он, — дерзко ответил Некр и перестал дышать, потому что Мара всмотрелась в него, препарировала душу, пролистала, будто книжные страницы, мысли. Он последний извращенец, если способен получать от этого удовольствие, но наслаждался каждым невесомым прикосновением.
— Так ты решил примерить на себя плащ Орфея?
— Ни в коем разе не претендую. Кто я и где сын Аполлона? — ответил Некр. — Искусство не подвластно таким, как я. Да и Эвридика моя… своеобразная и в царство мертвых пока не сбегала.
— Каков ты, позволь решать мне, — в голосе Мары повеяло холодом антарктических льдов. Некр покорно склонил голову. — И не стоит выказывать подобострастие, тебе не идет. Встань.
Ноги не слушались, колени отказывались разгибаться — все же Некр не привык да и забыл, как быть мертвым по-настоящему. Поднимался он, казалось, очень долго, практически вечность, моргнул, а когда открыл глаза, стоял на каменистом плато в десяти шагах от пещеры.
— Быстро… — проронил он застывшими губами. Раньше добирался до цели довольно долго. По местным меркам не день и даже не неделю. Впрочем, разве он не спешил? — Благодарю тебя, моя снежная королева.
Ветер донес до него отзвук колокольчиков, в тот же самый миг дрогнула под ногами земля. Времени на подготовку практически не было, оставалось надеяться, что он верно все рассчитал еще там — при жизни.
Дракон плюнул огнем, едва его голова выдвинулась наружу из черного зева пещеры. Некр машинально закрылся рукой. Казалось, пролетит мгновение, его окутает пламя, и тело осядет пеплом на голый камень. Но этого не произошло. Огненная магия Елисея отразила плевок и создала вокруг некроманта непробиваемый щит. А вот уберечь от когтей и зубов она, увы, не могла. Хвостовой шип едва не проткнул его, как булавка пронзает бабочку или стрекозу, на долгое время сохраняя их для коллекционера красивых трупов. Некр успел отскочить в последний момент, втянул в легкие слишком холодный и колкий воздух, сорвал с груди медальон, в который засунул экстракт луковой настойки, и, размахнувшись, кинул его в дракона, тотчас падая на колени и съеживаясь в приступе сильнейшего кашля, удивляясь, почему дракон не ударил сразу. Некр остался беспомощным перед ним: согнулся в три погибели, выкашливая легкие, не в состоянии ни подняться, ни просто откатиться в сторону. Впрочем, вопросы являлись риторическими и вряд ли на них стоило искать ответ.
Мгновение сменялось мгновением, минуты ползли часами, а вокруг не менялось ничего. Лишь ветер с
