слышали, пока не начал заплетаться язык. Чем старше он становился, тем быстрее уставал даже от простых разговоров. Фаина сказала, успокаивающе погладив его по груди:
– Спи, мой милый. Вернемся к этому утром.
Для Фаины Рокотовой время по-прежнему шло иначе, чем для людей. Поэтому ночь, когда руки Матвея похолодели во второй раз, по людским меркам могла наступить раньше, а могла и в свой срок. Его сердце остановилось, тело застыло, и на мгновение мир вокруг нее замер, темный и холодный, но без намека на страх. Он по-прежнему был полон любви. А затем снова пришел в движение.
Они оказались на террасе их другого дома – той, что принадлежала жилым покоям, в стороне от лодочного причала. Эта терраса была куда меньше, но на ней тоже рос шиповник. На воде реки играло солнце, рассыпая серебро, а каштановые волосы Фаины ерошил теплый ветер. До встречи с Матвеем она не могла представить, что окажется в этом доме не одна. Он был прекрасным, созданным в вечности из ее мечтаний.
Фаина знала, что у них за спиной были распахнуты стеклянные двери в спальню, где на столе лежали карандаши и бумага, на кресле синий плед, а почетное место на стене занимало их свадебное фото с украшенного розами балкона: Матвей был в костюме и галстуке, она – в кружевном комбинезоне с расшитой жемчугом тонкой юбкой, сотворенным совместно с дизайнером из Ирия. Это было едва ли не первое в его жизни селфи – удивительно, учитывая, как он любил общаться с создателем фотокамеры на Балу. Окружали фото рисунки из разных стран и мест, где они побывали вместе и красоту которых она наконец смогла оценить. Там был и тот портрет, насчет красоты которого им случалось спорить. Ее браслета коснулись пальцы Матвея – снова тридцатилетнего, но полного любви длиной в целую жизнь, которую они прожили вместе. Впереди была другая, спокойная и тихая, когда он будет рисовать горы и цветы, а она – сидеть рядом, наслаждаясь видом. Или рассказывать ему истории на пути к новому пункту путешествия по Ирию, где ему было кого повидать из обеих своих жизней. Матвей всегда любил слушать ее рассказы.
Старые воспоминания навсегда исчезли, уступив место новым, где было все, о чем они мечтали. Среди них попадались грозы и молнии, но Фаина уже никогда не чувствовала страха.
Она подняла голову и улыбнулась мужу.
* * *
По ступенькам террасы, где проходил Бал, медленно поднимались гости. Перья, шелк и блестки сияли в лунном свете, а шелест нарядов тонул в тихом гуле голосов.
Новый гость шел в толпе, сжимая руку своей жены – чудесной девушки, которая всю жизнь оставалась рядом с ним, поддерживая в борьбе с болезнью и помогая справиться с галлюцинациями, когда те становились особенно реальны. Он не мог понять, почему она не бросит его, а она лишь повторяла, что любит и в этом заключается главная причина. Он любил ее в ответ настолько, насколько позволял ему его разум.
Он уже мог разглядеть алые цветы на ограде по обе стороны от лестницы, а затем – тех двоих, кто послал им приглашение. Смерть и ее супруг, хозяйка и хозяин Бала.
Новый гость увидел девушку – на вид чуть старше двадцати, в черной мантии, под которой виднелась пышная золотая юбка. Камни в ее диадеме сияли, точно звезды. А за руку ее держал мужчина – в белой мантии и темном фраке, высокий и широкоплечий. Его бледное лицо обрамляли густые волосы, а брошь на плече сияла подобно еще одной звезде. Оба улыбались гостям, а губы девушки все время беззвучно шевелились.
Новый гость и его супруга услышали свои имена и встали перед хозяевами. Его жена сделала реверанс. Он поклонился, повторяя за ней «Ваше Величество», и, подняв голову, поймал любопытный взгляд карих глаз. Что-то в лице хозяина Бала показалось ему знакомым, но он не мог понять что.
– Добро пожаловать, – с улыбкой сказал хозяин, и в голове гостя вспыхнуло странное, смутное воспоминание, связанное с медициной. Но сзади уже подступали другие гости, и он позволил увести себя в зал, где все танцевали и пили шампанское.
Скоро он увидел хозяев Бала снова. Держа супруга под руку, Смерть шагала сквозь толпу гостей, кивая и посылая улыбки. Он что-то сказал ей на ухо, и Смерть хихикнула, на мгновение прижавшись головой к его плечу. Они остановились перед другой парой – мужчиной с короткими седыми волосами и женщиной с косой, – и хозяин Бала обнял их, пока Смерть, спрятав руки в складках мантии, смотрела на них с мягкой, понимающей улыбкой.
Вокруг летали обрывки разговоров: юная поэтесса смеялась над своими снами о смерти, которую тоже раньше представляла мужчиной в шикарной карете; известный композитор сочувственно кивал, слушая рассказ бывшего реаниматолога о сложностях работы с подростковыми травмами; аристократ выяснил, как заваривают кофе по-восточному, чтобы позже заявить супруге, как он любит чай. Презрительными возгласами несколько пар встретили упоминание некоего Льва.
А затем оркестр заиграл новую мелодию. Гость пошел танцевать и увидел, что за ним последовали хозяева Бала. Кто-то отметил, что нынешний хозяин нравится ему куда больше, чем все остальные, и что миледи – Смерть – улыбалась ярче.
– До чего красивая пара, – пробормотал другой голос. – Помните того коротышку триста лет назад?
Гость нахмурился: сложно было представить ее с кем-то другим, кроме супруга.
Хозяева станцевали один танец, а затем еще один и еще. Другие пары освободили им место в центре террасы, и казалось, что они излучали свет. Плащ хозяина переливался в лунных лучах, сверкали искрами золотые узоры на юбке Смерти. Символы их власти, печатки, брошь и корона, сияли белым, а тем, кто стоял в первых рядах, были видны маленькие зеленые искры на правой руке хозяйки – браслет и кольцо.
Они не отрывали друг от друга глаз и улыбались, точно общались без слов. В толпе ахнули, когда, обхватив Смерть за талию, супруг поднял ее в воздух и, развернувшись, поставил на землю, ведя дальше в такт музыке. Она засмеялась, и звук оказался теплым, как солнечный свет.
– Каждый год они делают одно и то же, но я готов смотреть целую вечность, – улыбнулся античный легионер другу. Тот фыркнул, оценив шутку.
Музыка начала медленно стихать, когда Смерть откинулась назад, а супруг наклонился к ней и, с улыбкой произнеся какое-то слово, поцеловал ее в губы, коротко, но этого было достаточно, чтобы вокруг раздались аплодисменты.
Оркестр затих, раздался скрежет, и появилась