умирающего… весело, блин.
А Милдред наблюдала за всеми этак снисходительно и даже равнодушно.
Вот только это равнодушие меня нисколько не обмануло. Они все пришли найти виновного. Или того, на кого можно возложить вину ко всеобщему удовольствию. А я… что я могла сделать?
Улыбаться. И притворяться радушной хозяйкой чужого дома.
Притворяться я никогда особо не умела.
В местном мотеле тараканы передвигались медленно, сохраняя чувство собственного достоинства. Здесь было сыровато и прохладно. Из окон сквозило, а в темноте за стеклом чудились твари.
Милдред встала и, запахнув полы шелкового халата – следовало бы прикупить байковый, не так хорош, но всяко теплее, – выключила свет. Она заставила себя подойти к окну и заглянуть в темноту.
Чудовищ нет. Во всяком случае, там.
Чудовища прячутся среди людей, людьми же притворяясь. И надо успокоиться. Это все нервы, нервы… возможно, стоит принять снотворное, но Милдред становилось дурно при мысли, что она и вправду уснет. Спящие беззащитны.
А у нее револьвер в кармане халата. И это смешно, да…
От стекла пахло дождевой водой. Капли собирались изнутри, и дыхание Милдред заставляло их подрагивать. А темнота теряла плотность. Первыми проступили в ней столбы фонарей. Колбы ламп в них давно выбили, а новые вставить то ли городской бюджет не позволил, то ли лень.
И да, по ночам дома сидеть следует.
Улица.
Серое полотнище, которое уходит куда-то вдаль, чтобы исчезнуть в черноте. Силуэты домов, темные, спящие. Уже поздно, и надо лечь в постель, а в голове вертятся-крутятся мысли. И все до одной гадостные. Милдред вновь кусает губы и заставляет себя смотреть.
Что они узнали?
Хозяин дома молод и зол. Он прибыл не один, но с парой крючкотворов, которые вцепились в Луку, безошибочно распознав в нем старшего.
Ордер. Разрешение. Сотрудничество.
Милдред слушала их краем уха, ее куда больше занимал Ник Эшби.
Хорош. В такого легко влюбиться. И пожалуй, девушка влюблена. Была. Перегорела? Или просто поняла, что любовь эта ничего хорошего не принесет? Отступила. Но чувство осталось, переродившись в нечто большее. Она не предаст. Ни ради себя. Ни ради других. Будет молчать, врать и изворачиваться, если решит, что ее дорогому Нику это нужно. Это даже не любовь, это зависимость худшего толка, которую Уна и сама не осознает. А сказать, так и не поверит.
Никто не верит.
Где-то далеко протарахтела машина. Звук был резким и заставил Милдред вздрогнуть. Кто? Неважно. Не вся жизнь в городке замирает ночью.
Эшби…
О них говорили с готовностью и страхом, с чувством почтения, со скрытой завистью. Сколько эмоций. Люди их почти боготворят, но при этом будут рады освободиться. Взять хотя бы хозяйку мотеля, которая с немалым удовольствием пересказывала местные сплетни. Ей нравилось быть в центре внимания. Маленькая человеческая слабость.
А слабости есть у всех.
Вот и Милдред боится спать в незнакомых местах. В тех, где дверь хлипка, а замок ненадежен. Завтра она попросит установить щеколду, а сегодня ложиться не станет. Посидит у окошка, подумает в тишине. Тишины ей как раз и не хватало в последнее время.
Ник Эшби.
Ему тридцать пять. Не возраст для мужчины, да и выглядит он куда моложе, этакий солнечный мальчик. Загорелый до черноты, с волосами цвета золота и голубыми глазами. Хоть сейчас рекламный плакат рисуй.
Улыбка дружелюбная.
И руку целует легко, показывая, что это не первая рука, к которой его допустили. Он шутит… и неискренен. Взволнован. Немного зол. В доме его эмоции ощущаются эхом. Милдред подозревала, что вне дома и источника она вообще ничего не уловит.
Хорошо это?
Стук в дверь заставил ее вскочить. И рука нырнула в карман, пальцы коснулись теплого железа.
– Милдред?
Лука.
Что ему нужно? И хорошо, что нужно. С ним спокойней.
– Да? – она открыла сразу.
– Я услышал, что ты не спишь.
– Как?
Кажется, она вела себя тихо.
– Ходишь, – пояснил Лука, протянув коробку. – У меня слух хороший. А полы тут скрипят и стены тонкие. Наш маг куда-то убрался.
– Куда?
– Кто ж его знает. Подозреваю, вернется к особняку, будет уговаривать Эшби источник показать. Маги, они все ненормальные.
С этим легко было согласиться. А к источнику Эшби никого не пустит.
– Я и подумал, что, может, ты пончиков захочешь? Есть с глазурью.
– Захочу, – Милдред посторонилась. – Заходи.
Вдвоем лучше, чем одной. И темнота окончательно перестает пугать. А Лука осматривается, смахивает таракана, который прилип к стене и руку вытирает о штаны.
– Завтра попрошу мага, чтоб купил чего… не дело, когда ползают. – Таракана Лука давить не стал. Ему определенно хотелось, но он покосился на Милдред и просто выкинул насекомое из номера.
Надо же.
– Не дело, – Милдред присела на кровать, которая издала протяжный скрип и прогнулась, намекая, что не предназначена она для сидения. Да и лежать не стоит.
– И вообще… шериф поспрашивает, может, кто из местных дом сдать хочет, а то ведь… мне тут и трогать чего страшно, чтоб не поломать.
Он поднял крышку.
А без костюма Лука выглядит странно-домашним. Мятые джинсы, фланелевая рубашка в клетку. Рукава закатаны, воротник расстегнут. Не стоит так пялиться, но не пялится не выходит.
– Как спать будешь? – это безопасный вопрос. Почти.
И пончик Милдред взяла, хотя от одной мысли о еде ее начинало мутить.
– На полу, – и присел Лука на пол. – Мне не впервой.
Да. Наверное. Редко в каком мотеле найдется кровать в достаточной мере прочная, чтобы выдержать его вес.
– Что думаешь?
– О чем?
– Эшби. Его бы задержать… по-хорошему…
Лука ел очень аккуратно. И медленно. И видно было, что для него еда тоже лишь предлог. Зачем он пришел? Почувствовал страх Милдред? Ее неуверенность?
– По-хорошему не получится, – она покачала головой, ломая розовую глазурь. Крошки ее Милдред собирала пальцами, чтобы отправить в рот. – Задерживать не за что. Даже если фарфор из его дома… если подтвердится…
– Подтвердится.
И Милдред тоже это знала. Завтра в доме найдут тарелки, аналогичные тем, что стояли в запертой хижине. И серебряные канделябры. Свечи. Да и скатерть наверняка опознают. Только… этого мало.
– Вот и я думаю. Парня пытаются подставить.
Она тоже села на пол, потому что не желала смотреть на красную макушку Луки.
– Холодно.
– Ничего. Я тоже… привыкла.
– Часто приходилось?
– Иногда. Когда сама просилась. Сперва Боумен не слишком был мне рад. Потом понял, что и я могу приносить пользу.
Тьма оставалась снаружи. Полоснул по окну свет фар. И затих. Где-то вдали раздался выстрел, а потом и пьяный хохот.
– Ему интересны эти двое.
– Чучельнику?
Милдред кивнула.
