Олег Бондарев - Мертвый кортеж

— Явился не запылился, — проворчал судмедэксперт Адам Гафтенберг, когда я, проскользнув под лентой ограждения, приблизился к нему.

Наши с ним отношения вряд ли можно было назвать дружескими. Нередко у меня возникало желание отвесить старому брюзге звонкий подзатыльник, однако тот факт, что Адам был едва ли не лучшим судмедэкспертом во всем Черничном королевстве, всегда останавливал мою руку в моменты праведного гнева. В наше время хорошие спецы встречаются до безобразия редко, и потому ты вынужден мириться с дурным характером талантливых гадов, как бы сильно они тебя ни раздражали.

— Я тоже по тебе скучал, Гафтенберг, — с глумливой улыбкой заявил я и легонько хлопнул старика по плечу, отчего бедолага едва не рухнул навзничь.

— Поаккуратней, верзила! — прикрикнул на меня Адам, инстинктивно прижимая к груди чемоданчик с рабочим инструментом и грозно хмуря тонкие, будто нарисованные, брови.

— Что тут у нас? — не обращая внимания на скрипучий голос старого ворчуна, поинтересовался я.

— Труп, как обычно, — буркнул Гафтенберг. — Хочешь, сам взгляни.

— Хочу, конечно. Уберите простыню, — взглядом отыскав дежурившего у ленты сержанта, велел я.

Он без лишних слов выполнил мой приказ и поспешно отступил в сторону, дабы не загораживать труп, а я шагнул к телу и, прищурившись, замер над ним. Возле мусорного контейнера лежал бородатый гоблин с клеймом цветочника на правой скуле; высокий и худющий, он был одет в опрятный серый пиджак и серые же брюки. Глаза покойного были широко раскрыты, а ноги босы.

— Личность установили? — уточнил я, опускаясь на корточки рядом с трупом.

От убитого пахло вином и корицей. Видимо, успел выпить порцию-другую глинтвейна незадолго до смерти.

— Да, — отозвался Гафтенберг. — Зеваки признали в нем Фег-Фега, хозяина магазина «На вкус и цвет», что на западной окраине бульвара.

— Местные говорят, он был слепым, — вставил сержант.

— Слепым? — переспросил я. — Никогда прежде не встречал слепых цветочников.

— Он был единственным в своем роде, — пояснил Адам. — Что-то вроде местной реликвии.

— А родственники у него были? Жена? Дети?

— Племянник Гут-Гут. Помогал ему в магазине.

— За ним послали? — я повернулся к сержанту.

— Да, но магазин закрыт на висячий замок, — развел руками тот. — Видимо, парень в отъезде.

— Или сбежал, — задумчиво пробормотал я.

— Думаете, это он убил Фег-Фега?

— Не исключаю такой возможности, — пожал плечами я.

— Прикажете направить к магазину патрульных?

— Нет, не стоит. Они могут простоять там до второго пришествия Рута да так ничего и не дождаться. Лучше я сам туда загляну, ближе к вечеру. Если парень так и не объявится, подадим в розыск, и дело с концом.

Сержант кивнул, соглашаясь, что так будет лучше всего.

— Давай пока забудем о племяннике, — предложил я, — и сосредоточимся на теле. Кто и когда нашел труп?

— Мальчишка лет девяти, живущий неподалеку, — ответил сержант. — Около двух часов дня он играл тут неподалеку и случайно наткнулся на мертвеца.

— Где мальчик сейчас?

— Дома, с матерью. Увиденное немало его шокировало.

— Ну еще бы… — пробормотал я.

Взгляд мой снова наткнулся на босые ступни Фег-Фега.

— Как думаешь, его могли убить из-за ботинок? — спросил я, обращаясь к Адаму.

— Только идиот покусился бы на гоблина из-за ботинок, — презрительно хмыкнул Гафтенберг. — Тем более — посреди Цветочного Бульвара, на глазах у десятка собратьев.

Я задумчиво кивнул, соглашаясь с его словами.

Всем и каждому известно, что гоблины неравнодушны к цветам. Более увлеченных флористов не сыщешь при всем желании. И Цветочный бульвар являлся, по сути, физическим воплощением этой безудержной любви — куча магазинов, оранжерей, целые живые сады. И конечно же в этих богатых коллекциях среди цветов попроще зачастую находились редкие и, как следствие, необычайно дорогие экземпляры…

— А вот это гораздо больше походит на правду, — одобрительно кивнул Адам, когда я озвучил ему свою догадку насчет раритетного цветка. — Уж точно лучше, чем версия с ботинками.

— И все же, как думаешь, зачем убийца их взял? — не унимался я.

— Думать — твоя работа, Тайлер, — хмыкнул Адам. — Я лишь констатирую факты. У него нет обуви, и он, судя по следу на шее, задушен. Как, зачем, почему — вопросы не ко мне. Я даю факты, а ты на их основе выстраиваешь теории и находишь виновных…

— Тогда просто дай мне проклятые факты, — с усталым вздохом сказал я.

Четыре года назад один вид покойного гоблина, вероятно, заставил бы меня понервничать, но сейчас я гораздо спокойней отношусь к подобным вицам. Приобретенный опыт с лихвой компенсирует редкую седину в волосах и слегка расшатанные нервы. В конце концов покойники становятся всего лишь частью твоей повседневной жизни. Вместо «Надо же — трупы!» ты начинаешь думать: «Опять эти трупы…» и давишь зевок, разглядывая очередного мертвеца.

Я покосился в сторону Гафтенберга, который, присев на корточки рядом со мной, делал пометки в рабочем блокноте. Движения судмедэксперта были скупыми, резкими; карандаш едва не рвал бумагу, а грифельные обломки летели во все стороны. Старик не стремился создать шедевр поэтического искусства. Это был своеобразный конспект, необходимый для дальнейшей работы, — никаких лишних деталей, метафор, гипербол и прочей бесполезной мишуры. Поставив финальную точку, Адам возьмет в руки фотографический аппарат и сделает несколько снимков, с разных ракурсов, под разным углом. Затем внимательно осмотрит ногти мертвеца и, если отыщет под ними частицы кожи или фрагменты запекшейся крови, повезет найденные образцы в лабораторию для дальнейшего анализа. Все это займет уйму времени и, возможно, не принесет никакой реальной пользы. Утомительно, долго, скучно.

Куда эффективней с глазу на глаз побеседовать с покойным и напрямик спросить, кто его убил. Узнать, что называется, из первых уст. Но проделывать подобные трюки на глазах любопытных зевак и тем более моего старого недруга Гафтенберга я не желал: некромантов в Бокстоне ненавидели все, от мала до велика.

А ведь начиналось все довольно мирно. Когда эта школа магии только зарождалась, народ Черники связывал с ней большие надежды. Каждый мнил, что она со временем вырастет во что-то вроде неиссякаемого источника бессмертия, однако вскоре стала ясна полная абсурдность этих надежд. Некромантия позволяла возвращать мертвых к жизни — ни больше ни меньше. Она не способна была восстанавливать поврежденные временем ткани человеческого тела. Иными словами, некромант не мог гарантировать, что парень, умерший неделю назад, вернется точь-в-точь таким же, каким вы его помнили до кончины, ведь с его мозгом и телом уже произошли необратимые изменения. А уж предсказывать, как поведет себя такой мертвяк, не взялся бы даже самый опытный маг смерти: подчас зомби оказывались просто неуправляемы.