Майор открыл рот, чтобы спросить «Почему?», но передумал. И правильно передумал, отец Фельтринелли и сам это объяснил.
— Понимаете, если человек искренне верит, то молитва приносит ему облегчение. Причем, ведь на самом деле неважно, о чем он молится; особое выражение лица, некое просветление, оно очень хорошо заметно тому, кто знает, куда смотреть. А этот человек, поляк…
— Поляк? — Перебил его Йенсен. — Откуда вы знаете?
— Уходя, он что-то пробормотал. Я не понял, что именно, это не был всеобщий язык. Мне показалось, что польский, потому что такие характерные шипящие…
— Да, вы правы, этот язык не опознать трудно. Просите, что перебил, отец Фельтринелли.
— Ну, собственно, о первой встрече я вам рассказал. Что же касается второй, я случайно вышел сюда, вспомнил, что не проверил, как расставили цветы у алтаря. Ваш молодой человек беседовал с дамой. Ее лица я не увидел, заметил только, что она довольно молода, брюнетка. На ней было темно-красное пальто и шляпа, отделанные мехом. Разговаривала она очень резко, и еще я почувствовал такой, знаете, сильный, приторный даже запах духов. Собственно, вот и все.
— Спасибо вам, святой отец, — майор Йенсен встал со скамьи. — Не буду больше задерживать вас. Можно ли рассчитывать, что вы сможете поработать с нашим магом-художником, чтобы сделать портрет поляка? Ну, скажем, завтра с утра?
— Если у меня не будет никакого срочного вызова… ну, скажем, к умирающему… Господин Ганзен очень плох… — Отец Фельтринелли сотворил перед лицом знак Единого. — Тогда, разумеется.
Йенсен вручил ему визитную карточку и распрощался.
Каждому свое, знаете ли.
И пока майор Йенсен и его сотрудники наматывали круги по Христиании, разыскивая все реальные следы, оставленные Антуаном Блодуэном, мэтр Верхаузен и его младший коллега искали следы магические.
Понятно, что как человек разумный, Верхаузен довольно быстро сообразил, что как раз до Перелома года он и будет искать в Сети следы статьи неизвестного автора и названия, опубликованной много месяцев назад. Поэтому, перестав терзать клавиатуру, он откинулся в кресле, посмотрел на мэтра Лодброка и неожиданно спросил:
— Гай, а у тебя какая вообще специальность?
— Э-э-э… Основная — земля, — несколько удивился тот. — Вторая вода.
— А в дипломе что написано?
— Ну, по диплому идет специальность «Строительство дорог и мостов». А что?
— Дорог и мостов, значит, — пробормотал главный королевский маг Дании и Норсхольма. — И сколько дорог и мостов ты построил за последние десять лет?
Лодброк задумчиво почесал в затылке.
— Около десятка, наверное. Только не дорог, а дорожек. В королевском парке, например.
— Да-да, — подхватил Верхаузен. — И не мостов, а мостиков, в оранжереях ее величества.
— Это ты, собственно, к чему?
Не то чтобы Гай Лодброк разозлился на старинного приятеля, но вопросы были… странными.
Неприятными.
Но приятель махнул рукой:
— Это я к тому, что надо привлекать узкого специалиста. Мы с тобой оба стали мастерами по всему на свете, от залечивания разбитых коленок принцев до допроса мертвых убийц. Но вот спроси меня, как вывести формулу рассеяния файрбола по объему в зависимости от вложенной энергии, и я не отвечу сходу. А ведь я маг огня. По диплому, ага.
Гай расслабился и хмыкнул:
— Ты ж не будешь всю свою жизнь королевским магом? Еще лет пятьдесят поработаешь, потом сдашь полномочия и уйдешь… да хоть преподавать. Или вон, как Йозеф Шмуклер, который вернулся к своей основной специальности, и теперь уважаемый человек, главный врач госпиталя в Праге.
Друзья помолчали, потом Верхаузен спросил:
— Крейнвурда пригласим?
— Или Ляна, если он не уехал, — кивнул Лодброк.
Мастер Лян Хань никуда не уехал, искомая статья хранилась в его архиве, и на следующее утро лампа под зеленым абажуром освещала лица уже трех магов, склонившихся над осколками полированного опала.
— Что-то тут не так, — сердито сказал Верхаузен, сдвигая на лоб очки-лупы и отключая подсветку. — Мастер Лян, ведь, как мы ни стараемся, не получается на опале сделать незаметными швы после того, как мы его собираем заново. А в той статье ничего не говорится, оставались ли после восстановления на объекте видимые трещины.
— А на том перстне в камне трещин не было? — прищурился Лян, и его глаза превратились уже совсем в щелочки.
— Никто из нас его не видел, к сожалениию. Но этот клятый Антуан — светский щеголь. Он бы в жизни не надел вещь с таким недостатком, да тем более — на королевский бал! Значит, нужно исходить из того, что камень в перстне был — или казался — целым!
— Нну… хорошо, — чинец явственно колебался и, наконец, принял решение. — Хорошо, но вы оба должны мне поклясться, что об увиденном никому и никогда не расскажете.
— Клянусь, — торопливо ответил Лодброк. — Клянусь данной мне богами магической силой никогда и никому не рассказывать об увиденном в этой комнате, пока не получу разрешение от присутствующего здесь Лян Ханя, мастера-артефактора.
Верхаузен повторил клятву, и мастер Лян положил на белую салфетку из гладкого плотного шелка новый кабошон черного опала. Точечной крохотной молнией он расколол камень на три части, внимательно осмотрел салфетку на предмет отскочивших частиц и покивал сам себе, не найдя таковых. Затем мастер вновь соединил кусочки опала, вынул из футляра с инструментами крохотный ножик и уколов себя в безымянный палец, выдавил оттуда каплю крови. Маги затаили дыхание, а чинец тщательно измазал кровью поверхность камня, постарался, чтобы она затекла между частями и, наклонившись к самой поверхности опала, прошептал:
— Хэсэн нэхг болох ё-стойс! Гхаш гимбатул! Товчлох асами!
Мэтр Лодброк открыл было рот, но, получив сильный пинок в бок от собрата, только вздохнул глубоко. На шелке лежал совершенно целый черный камень, как и прежде, отсвечивавший внутри золотым и алым. Ни при простом осмотре, ни через самую сильную лупу маги не смогли обнаружить в нем следом того, что камень был расколот.
— И заклинание, которое мы к нему привязали, полностью сохранилось, — задумчиво произнес Верхаузен. — Рассказывайте, мастер Лян. То, что мы слышали, на мандаринский диалект чинского походило мало. Рассказывайте, потому что я начинаю чувствовать грядущие неприятности.
— Это язык орочьих магов, — ответил мастер Лян. Он тяжело дышал, и его лицо было синевато-белым. — Язык, который они использовали для совершения темного колдовства. В свое время моего деда научил нескольким заклинаниям этого ряда орк, с которым огни стали побратимами.
