той же позе, на животе, чуть подвернув ногу и с простыней на бёдрах, – лежит человек. С непонятным холодком внутри моего нового существа я падаю на этого лежащего ничком человека…
Я просыпаюсь и какое-то время не могу понять, где я и что со мной.
Между шторами – слабая полоска света.
Я подношу мобильник к глазам и снова не могу ничего сообразить.
Понемногу наступает ясность в мыслях. Неужели я проспал почти сутки?
Я прислушиваюсь к своим ощущениям, поднимаю руку, ногу. Всё цело. Всё работает по-прежнему. Чувствую себя прекрасно.
Я закуриваю сигарету и пытаюсь осознать то, что со мной произошло. Ночные мои приключения встают предо мной во всей своей поразительной громаде.
Два часа двадцать пять минут я обдумываю свое положение. Затем поднимаюсь, привожу себя в порядок и зову к себе соседа Гришку.
Фингал у него под глазом обрёл жёлто-фиолетовую гамму. Я даю ему пачку сигарет и велю привести Нурали.
Спустя четверть часа они являются, в глазах – испуг и любопытство.
– Итак, соколы мои, – говорю я им, – слушайте меня внимательно. Я беру вас на работу.
Гришка от удивления разевает рот.
– Ты будешь по совместительству, – поясняю я таджику.
– Договоримся, – отвечаю я. – Гораздо больше пачки сигарет.
Катя. Будем исправляться
Мне, конечно, крупно повезло, что я работаю в отделе Марь Палны.
Мой шеф – замечательный человек. Она хоть и пожилая тётка, но фору даст, знаете ли, и молоденьким. Таким, например, как я.
Во-первых, она знает уйму всего: и журналистику, и подноготную известных людей, и вообще. Марь Пална в нашем отделе, который состоит из нас двоих, – источник и кладезь всей информации. Она – кладезь, а я технолог: обработка на компьютере и прочие технические мелочи.
Во-вторых, с ней я поняла, что женщины в возрасте – они ещё ой какие женщины. Кто бы мог подумать, что человек на шестом десятке может разбираться в сексе и любви не хуже нас, молодых. И не просто разбираться, а как бы это сказать – жить этим самым сексом. У неё, оказывается, кроме мужа, с которым она поддерживает чисто дружеские отношения, – есть ещё друг-любовник, и у них там всё в полном порядке. Вот так. Мне бы такой порядок.
В-третьих, я за Марь Палной в этом отделе информации и писем, – как за каменной стеной, как у Христа за пазухой. (Гм, интересное выражение. За пазухой у мужчины – одно, а у женщины – ведь совсем другое… Правда, Христос, пусть и мужчина, но – бог. Ну и что? Ничего, просто запуталась). Так вот, в других отделах нашей замечательной газеты обстановочка та ещё. Там народ грустит, плачет и бегает к нам чай пить. Ну и нам всё докладывает.
Например, как Замполит пристаёт к девушкам. Он, говорят, раздаёт задания – выгодные или не очень – в зависимости от того, как девушки к нему относятся. Я уж не знаю, до какой степени всё это верно… Ещё говорят, когда Дима был на должности Замполита, такого не наблюдалось. Наоборот, все хотели с ним работать и не обращали внимания, – какие задания. Я имею в виду девушек.
Вот в это – верю. Мне ли не знать. Ха-ха.
Или вот ещё. Как Экономичка своих угнетает. Самой тридцати нет, а она всех там в бараний рог скручивает, все от неё плачут. Там тоже девушкам достаётся, но уже по другой причине. Потому что Экономичка парням покровительствует. Но парней нет, ни одного, из-за этого большие проблемы у девушек. Поэтому в любимицах у неё ходит самая некрасивая. То есть, я имею в виду, не самая эффектная. Впрочем, всё равно нехорошо сказала. Красивая, некрасивая – это такая скользкая материя. Человек не виноват, что у него скулы широкие. Или нос длинный. Или ноги короткие. А на пять сантиметров длиннее – и всё, стройная. В общем, в таких материях уйма несправедливостей, женщинам не позавидуешь. И шутки здесь неуместны.
Так что будем исправляться, – так любит говорить Марь Пална.
Вот она сейчас входит в отдел, озабоченная, садится за свой стол, то есть, напротив меня, и говорит задумчиво:
– Странные дела творятся в нашем королевстве…
Я сразу – внимательные ушки на макушке. Если шеф чего-то не понимает, значит, происходит что-то необычное.
– За три последние недели вскочили два иска против нас, – размышляет Марь Пална. – И мы готовим два. Юристы мне всё доложили… С чего бы это?
Она смотрит на меня, словно я могу знать ответ. Я – на неё. Глаза у шефа интересные, живые, с такой очаровательной хулиганцой. И я не удивляюсь, что у неё любовник моложе пятью годами.
– Такая мощная, – продолжает Марь Пална, – не побоюсь этого слова, эректильная активность по искам свидетельствует о каких-то неизвестных нам пока флюктуациях…
Наверное, на моём лице отражается непонимание, и мне объясняют, что такое флюктуация.
– В общем, скандалы по Москве громыхают, – качает головой шеф. – Как будто по воле какой-то дирижёрской палочки… Как будто это организованная компания…
– А по каким материалам иски? – спрашиваю я. – Чьи материалы-то?
И тут же понимаю, что можно было и не спрашивать. Марь Пална смотрит на меня с едва уловимой усмешкой, а я чувствую, что краснею. Я очень уважаю своего шефа ещё и потому, что она ни разу не спросила меня про Диму. Она не может не знать всю подоплёку, не может не слышать все эти разговоры про дурочку из отдела писем, влюблённую в лучшего журналиста, – но ни разу не позволила себе ни прямо спросить, ни пошутить.
За последнее время опубликовано три больших Диминых статьи. Одна про свалки, другая про аферу с военным контрактом, третья – про сеть подпольных борделей для элиты. В редакции болтали, что Главный очень доволен, что у них с Димой был острый разговор, и вот после него Дима стал давать один материал за другим.
– Неужели они оба участвуют в этой кампании? – задаёт вопрос Марь Пална.
Вопрос, конечно, риторический. Я только хлопаю глазами.
– Ладно, – машет рукой Марь Пална, – всех загадок нам не разгадать. Пора по домам. В конце концов, в жизни есть кое-что не менее интересное… Я имею в виду живое человеческое общение. Понимаешь, о чём я?..
Она отрывается от своей косметички и смотрит на меня сожалеющим взглядом. Она про Диму меня не спрашивает, зато постоянно критикует мой образ жизни. По её мнению, я должна через день ходить на свидания с разными мужчинами, вести очень насыщенную всякими культурными мероприятиями жизнь, а не сидеть дома c родителями. Впрочем, иногда я подозреваю, что только к пятидесяти годам она стала такой современной светской дамой с широким взглядами на взаимоотношения полов. А когда-то
