руках она держала скипетр и державу. В первом вскоре признали подсвечник, а во второй – голову молодого мужчины.
Когда до гостей все это дошло, раздались крики, визги, несколько дам даже вознамерились упасть в обморок, но быстро одумались, сообразив, что лишат себя таким образом возможности быть в числе первых зрителей и после пересказать подробности всем знакомым леди.
Шум только усилился, когда в одной из комнат была найдена Фуксия Крим, а в салоне – ее сестра Лаванда. Бузинное общество было фраппировано и окончательно сбито с толку. Серые клеточки лихорадочно засуетились под напудренными париками в тщетных попытках найти мало-мальски убедительное объяснение произошедшему. Выдвигались самые разные версии: так, например, говорили, что неизвестный мужчина и есть тот самый убийца, наводивший ужас на окрестности, и что госпожа Бэж ценою жизни пыталась спасти сестер.
Однако эта легенда быстро рассыпалась, поскольку не объясняла, почему хозяйка дома, отхватив злодею голову подсвечником, скончалась сама (отстаивавшие эту версию дамы заявили, что обладавшая мягким и кротким нравом Эмеральда умерла от разрыва сердца, осознав, что на ее руках теперь кровь, пусть и такого монстра). Другие настаивали, что юноша был не кем иным, как некогда отвергнутым ею возлюбленным. Услышав о готовящемся приеме и обезумев от ревности, он пробрался в дом и расправился со всеми тремя, после чего, осознав, что не сможет жить без Эмеральды, прыгнул шеей на шпагу. Однако и эту версию отклонили, поскольку было неясно, куда в таком случае делось тело, и как уже отрубленная голова сумела вскочить ей на колени. Не говоря уже о том, что шпагу нигде не нашли. Кто-то в задних рядах обронил, что юноша очень похож на коварного соблазнителя, некогда обманувшего бессчетное число доверчивых дев. Среди его жертв значились некие сестры, жившие в городе N. Якобы обе воспылали к нему страстью, а он раздавал авансы обеим, а когда все вскрылось, бесследно исчез, оставив девушек с носом. Те потом еще долго горевали и переехали.
В общем, спорили много, а версии выдвигались одна убедительнее другой, но в итоге все сошлись лишь в том, что госпожа Бэж проявила себя настоящей героиней и достойна того, чтобы быть увековеченной в памятнике на центральной площади Бузинной Пустоши. Беспорядок, царивший в доме, свидетельствовал о том, что она дорого продала свою жизнь. В общем шуме дама в пышном кринолине тихонько шепнула своей подруге:
– Глядите, сколько варенья на полу! А говорила, одну баночку на год растягивает…
Потом кто-то крикнул «расступитесь!», и вперед протиснулся мужчина в голубом пиджаке и с огромным серым бантом-бабочкой на шее. Им оказался господин Бромс. Осмотрев жертву, он сообщил собравшимся, что госпожа Бэж жива – просто подпала под удушающее действие чрезвычайно мощного яда на основе вытяжки из земноводного «Тираножабус Леталис» [39] и может пребывать в таком состоянии еще долго.
Накануне она пришла в аптеку за вышеозначенным ядом, объяснив, что в ее доме завелись огромные крысы, прямо-таки размером с человека, и что она опасается за сохранность своего наряда ввиду предстоящего званого обеда. Она особенно настаивала на чудовищных размерах, утверждая, что обычные средства здесь не помогут. Ее описаниям господин Бромс, разумеется, не поверил, посчитав, что госпожа Бэж, как и все леди, преувеличивает, воображая крыс размером едва ли не с динозавров. Тем не менее со вниманием отнесся к ее пожеланию и снабдил соответствующим средством в пузырьке в черно-желтую полоску, предупредив, что наносить его следует исключительно в перчатках, а наутро непременно спрыснуть наряд нейтрализатором, и лишь после этого надевать.
Еще немного погалдев и позаботившись о Лаванде и Фуксии, гости разошлись. Об Эмеральде тоже не забыли.
В редеющей толпе одна дама обратилась к другой:
– Так что же, получается, госпожу Бэж задушила жаба?
– Выходит, что так, – растерянно подтвердила вторая. – Ну надо же, кто бы мог подумать: такая утонченная леди, а едва не скончалась от банальной жабы…
– Леди? Хм-м…
Они развернулись и разошлись в разные стороны, но в головах обеих уже зрело одно и то же зерно сомнения.
Эмеральда Бэж очнулась через две недели, но так и не раскрыла тайны о том, что произошло тем вечером. День ее приема действительно вошел в историю, правда, не всемирную, а лишь Бузинной Пустоши. Хотя, к сожалению, в несколько ином свете, чем ей бы того хотелось. С тех пор многие поколения бузинцев вспоминали его в таких терминах, как «Кровавое пиршество госпожи Бэж» или «Кровавая вечеринка у Эмеральды» (последняя фамильярность ее бы особенно покоробила, но Эмеральда уехала из Пустоши, и никто не знал куда). Ею даже пугали маленьких детей, когда те не слушались, угрожая, что за ними явится Красная леди с головой мужчины. После этого малыши и пикнуть не смели.
Памятник ей тоже возвели, и все считали парик самой удачной его частью. Им продолжали восхищаться еще многие века – даже тогда, когда забыли имя самой героини.
Но все это было потом. А в тот день все были слишком взбудоражены произошедшим, обсуждая новости снова и снова.
Плюм вернулся в трактир совершенно подавленным. Мало того что все возложенные на Эмеральду планы рухнули из-за произошедшего, так еще и одолевала досада из-за впустую потраченных денег. И куда теперь прикажете девать все эти тряпки?!
Он поднялся наверх и едва успел зайти в свою комнату, как дверь позади него с грохотом захлопнулась. Плюм подскочил чуть не до потолка и обернулся. Рядом с закрытой дверью стояла Сангрия, поигрывая скалкой. Возле нее в угрожающей позе замер Хрякус, вперившись в него хитрыми глазками.
– Откуда это ты такой расфуфыренный идешь, а, Плюмчик? – Скалка смачно впечаталась в ладонь.
– Так это, то самое… потому что… вот оно как…
– Не смей мне врать! – рассвирепела Сангрия. – И даже не вздумай отпираться! Я все знаю – про тебя и твоих профурсеток!
Плюм так опешил, что не нашелся с элементарным ответом, не говоря уже о вранье. Он-то всегда думал, что очень ловко заметал следы любовных похождений. Настолько ловко, что девицы сами приходили к мудрому решению скрыться с глаз долой, когда понимали, что он к ним охладел.
Сангрия ткнула в него скалкой:
– Заруби себе на носу, Плюмчик, ты мой и только мой. И я не позволю ни одной из этих вертихвосток встать между нами!
Плюм перевел взгляд на мраморную скалку, на ухмыляющуюся морду Хрякуса, на острые кривые клыки, и до него вдруг дошло:
– Значит, они… все они… – Он никак не мог докончить фразу, только беспомощно тыкал в Хрякуса.
– Да, – сурово кивнула Сангрия. – И
