Мы обнаружили обман отнюдь не «вмиг», но на Вэнджа мои слова произвели впечатление.
— Так и было задумано, — спокойно сказал Вэндж, — Сторму надлежало исчезнуть таким образом, чтобы его в любой момент можно было вернуть или воскресить…
— Что?! — я не поверил своим ушам.
— Как вы сказали, исследования мы держали в тайне. О них знали лишь я, Зимин и Абметов. Пока у нас был виртуальный Сторм, была страховка, что Абметов нас не тронет. Ведь если есть неуловимый третий — какой смысл расправляться с нами двумя? Поэтому мы и убрали Сторма так, чтобы его исчезновение и походило и, одновременно, не походило на смерть.
— У вас были основания опасаться Абметова? — спросил я.
— Безусловно.
— Черт, зря мы отдали их Флоксу! — воскликнул Виттенгер с досадой.
— Так вы его поймали? — удивился Вэндж.
— А как вы думаете, от кого мы узнали о ваших с ним делах? — задал я встречный вопрос.
— Кто б мог подумать… — еле слышно простонал Зимин.
— Так что, все-таки, требовал от вас Берх? — я напомнил Вэнджу, что он так и не ответил на мой первый вопрос.
— Во-первых, он спрашивал насчет Сторма. Хотите верьте, хотите нет, но он не догадался, что мы Сторма выдумали. Но он вплотную подошел к разгадке. Во-вторых, Берх требовал, чтобы мы расшифровали наши исследовательские записи. Мы ему уступили. Без нас он бы никогда не нашел ключа.
— Он объяснил, зачем ему понадобились ваши исследования?
— Хотите верьте, хотите…
— Вы это уже говорили, — перебил я его.
— Да… но сами посудите… Этот, извините, псих собрался войти вместе с беспилотным кораблем в Устье Канала. Мы отговаривали его, как могли. А четыре дня назад он перестал отвечать по интеркому. Мы решили, что он все-таки улетел и теперь нас ждет смерть — долгая и мучительная. Не знаю, знакомо ли вам это ощущение. Отчаяние могло убить нас раньше, чем нехватка воды или воздуха…
— Я вас понимаю, — ответил я, вспомнив свои блуждания в лабиринте пещер Южного Мыса. На этот раз я Вэнджу поверил — его слова соответствовали записям самого Берха. Оставалось проверить еще только одну вещь. Пожалуй, это скоро войдет у меня в привычку. Я сказал:
— Небольшой тест — сугубо для истории. Расстегните, пожалуйста куртку, а вы, Зимин, опустите одеяло, — и достал ультрафиолетовый фонарик.
— Вы что задумали?! А если я не соглашусь? — возмутился Вэндж.
— Отказываться не советую — мы ведь установили, что стрелять внутри станции вполне безопасно, — предупредил Виттенгер. Они подчинились.
Ни у того, ни у другого никакого крылатого треугольника не оказалось. «Надо бы, на всякий случай, и у себя проверить», — подумал я.
Больше делать на Плероме нам было нечего. Дождавшись спасательного корабля, мы загрузили в него Берха и покинули планету.
Доклад Шефу успеха не имел. Никакого — даже наоборот.
— Господи, за что ты наказал меня такими сотрудниками! — причитал Шеф, стоя у окна. Можно подумать, если б он взывал к Господу сидя в кресле, то Господь его бы не услышал. Я взял с стола медную проволочку и скрутил ее в трехкрылый треугольник. Виттенгер сидел молчаливый и слегка бледный. Ларсон раздумывал, относится ли замечание Шефа и к нему тоже или только к нам с полковником.
— Нет, вы подумайте, — продолжал стенать Шеф, обращаясь все к той же инстанции, — один оказался предателем (я рассказал ему о Номуре), другой — психом ненормальным, а третий все время лезет куда не просят! Такое дело загубили, такое дело! Виттенгер, вы тоже хороши, пошли на поводу у Ильинского. Да вы же ему в отцы годитесь!
Это уже что-то новенькое. О каком деле говорил Шеф, я искренне не понимал. Ларсона Шеф не упомянул, и у того отлегло от сердца. Теперь Шеф обращался ко мне лично:
— Со Стормом ты их ловко вычислил — не спорю. Твой метод следует взять на вооружение: всякий раз, когда мы не в состоянии найти какого-нибудь человека, мы будем говорить, что такого человека попросту нет на свете. Нет — и точка. Но, скажи, какого черта ты без спросу полез на станцию?! Тебя просили? Абметов, дескать, замышлял вселенский заговор. Тоже мне, нашел злого гения. Да на Оркусе таких полоумных — через два на третьего!
— Абметов — с Земли… — вставил я.
— А на Земле и подавно — через одного. Ну хорошо, поймал ты его — ну и молодец. Раскрыл убийство какого-то там торговца — прекрасно! Если ты взялся выполнять за оркусовскую полицию их работу — ради бога, переходи тогда работать к ним. Тебе кто зарплату платит? — это уже удар ниже пояса, зарплата — это святое, — Молчишь? Зачем на Плером полетел?
— Вы же видели, что стало с Берхом… — оправдывался я.
— Только не говори мне, что ты не знал о его планах. Ведь тебе известен порядок… Сообщил бы мне, вместе бы что-нибудь придумали. Поэтому не надо прикрываться Берхом — он из-за тебя пострадал!
В чем-то Шеф был прав. Гоняясь за Абметовым, я оставил Берха наедине с его безумными фантазиями, но мог ли я его остановить…
Шеф продолжил разбор полетов:
— Идем дальше. Ладно, прилетел ты на Плером — полбеды, но дать этим двум полуживым пройдохам так обвести себя вокруг пальца — это как назвать, спрашивается?
— Я… я не понимаю… — пролепетал я в полной растерянности. Ларсон, должно быть, торжествовал.
— Не понимаю, — передразнил Шеф, но совсем не похоже, — они уцепились за твою версию как астронавт за кислородный шланг. Ха, Абметова они, дескать, испугались. Подумать только, какой страшный этот господин доктор Абметов!
— Но я же…
— Все, никаких «но». Убирайтесь все с глаз долой. Ларсон, что вы там ухмыляетесь, вас это тоже касается. А вы, инспектор, наоборот, останьтесь.
Пристыженный Ларсон поплелся к дверям. Я не был уверен, что не ослышался, и не сразу двинулся с места. Виттенгер, понимавший все происходящее не лучше меня, не смел и шелохнуться. Выходя из кабинета, я столкнулся с Яной, она прошмыгнула мимо меня не поднимая глаз. В руках она держала поднос с одним единственным стаканом. Судя по запаху — там был не кофе. Выйдя в коридор, мы с Ларсоном пошли в разные стороны.
— Ты что-нибудь понял? — спросил я его вдогонку.
Его ответа я не расслышал.
По пути домой я заехал в госпиталь, навестить Берха. Никаких изменений — ни в лучшую, ни в худшую сторону — не произошло. С тех пор как мы погрузили его на корабль спасателей, у него, разве что, чуть порозовели щеки. Или все дело в освещении. Врач сказал, что особых надежд возлагать не стоит.
Стеклянный колпак, паутина проводов и трубок, яркий, чересчур яркий свет ламп. «Зачем такой яркий свет?» — спросил я у врача. «Здесь всегда так», — ответил он. «Он что-нибудь чувствует?» — снова спросил я. «Странно, но все задают этот вопрос… нет, не чувствует». «Но ему, должно быть, что-то снится?». «— Не думаю.» Я вспомнил ларсоновскую шутку с рекодером снов. «Можно ли считать мыслящим того, кто только спит и видит сны?». Мне кажется, он меня не понял.
