– Как вы смеете! Я буду жаловаться префекту! – вскочила в негодовании Лилия Буке. – Вы оскорбляете своими бездоказательными измышлениями не только покойного, но и меня. Это вам так просто не пройдет!
Гутманис, не обратив на ее возгласы ни малейшего внимания, сделал несколько шагов по кабинету и продолжил:
– Господин Яншевский, вероятно, в начале был против, но его невеста настояла или просто объяснила ему, что девушка наподобие Ингриды Мелнарс на трех тысячах не остановится и будет продолжать шантажировать его всю жизнь. Приобретя "рыцаря", он первым делом заперся в кабинете и наточил меч, – следователь открыл резную дверцу "штоленшранка", взял с полки сверток, и, развернув его, показал всем точильный брусок, – а затем попросил горничную поставить цветы и заодно протереть доспехи. Вытирая пыль, горничная обязательно должна была зацепить за рычаг и погибнуть. Господин Яншевский, конечно, в этот момент находился бы в другом месте, например, у своей невесты.
– А как же господин Бекер? – спросила, усмехнувшись, Лилия Буке. – Он тут же рассказал бы всем, что это дело "рыцаря" и Яншевского.
– А что Бекер? Ну, сказали бы ему, что произошла роковая случайность, кто же знал, что "рыцарь" заведен, да и слуги в кабинет никогда не заходили. Господин Яншевский отдал бы программный механизм, взял деньги и попросил не распространяться об этом. Мол, я вам помог, помогите и вы мне, никому ничего не говорите… И все же, я думаю, вы, госпожа Буке, в душе надеялись, что от меча этого механического убийцы погибнет Вента Калныня, обычно убиравшая в кабинете. Вы отлично понимали, что она представляет для вас большую опасность, чем эта девчонка горничная…
– У вас неплохо получается, следователь. Вы не пробовали писать детективные романы?
– Госпожа Буке, надеюсь, вы все же дадите закончить мне свой рассказ. Так вот, вчера утром, встав пораньше, Адольф завел "рыцаря" и решил, на всякий случай, смазать его. Случайно, коснувшись рычага, он привел адскую машину в движение. Примерно около девяти часов в кабинет вошла Вента Калныня…
Под ногами экономки хрустнул гипсовый осколок. Она подняла голову и в упор посмотрела на следователя:
– Когда я вошла, он был уже мертв.
– А никто и не говорил, что было по-другому. Вы машинально подняли валявшуюся на полу масленку, поставили ее на подставку, затем закрыли кабинет на ключ, чтобы никто из слуг случайно не зашел туда, и поднялись к себе…
– Постойте, – воскликнул до сих пор молчавший любовник Лилии Буке. – Но ведь весь город знает, что дверь была закрыта изнутри.
– Извините, дайте я закончу. Итак, закрыв дверь, Вента Калныня поднялась к себе. Вероятно, она была потрясена увиденным и не знала, что делать. В этот момент пришла горничная, и тут экономка по-настоящему испугалась. Дело в том, что ключ от кабинета был только у хозяина и у нее. Она решила отвести от себя подозрения, разыграв перед слугами небольшую сценку. Сделав вид, что не может открыть дверь, так как с другой стороны уже вставлен ключ, и, даже, заставив горничную залезть на стол, Калныня приказала взломать дверь. Пока все глазели на труп, она осторожно вставила в замок с другой стороны свой ключ, а затем, запретив слугам входить в кабинет, вызвала полицию. Вот, возьмите, – Гутманис положил на письменный стол ключ. – Его нашли в кармане господина Яншевского. Дальше вы знаете… В принципе, один из виновников наказан, но остался, так сказать, вдохновитель, без которого, возможно, всего этого не произошло…
– Господин следователь, – невеста Яншевского встала и поправила шляпку с вуалью, – не забывайтесь, что это всего лишь ваши предположения. Надеюсь, вы, наконец, поняли, что никто из присутствующих не убивал ни господина Яншевского, ни этого старьевщика. Думаю, мы вам больше не нужны, нам и так пришлось уделить вам много времени, поэтому разрешите откланяться. Ко мне сегодня обещал прийти префект, выразить свое соболезнование, а мне еще надо привести себя в порядок… – И она вновь поправила свою шляпку.
– Насчет "рыцаря", Яншевского и горничной, там все ясно, а как вы догадались, что экономка заходила в кабинет, и даже сказали точное время? – просил Ивар Блумс у Гутманиса, когда они вышли из дома Яншевского.
– Ну, здесь все просто. Мы привыкли искать во всем сложное. Решение же обычно лежит на поверхности, надо только взглянуть на обилие или недостаток фактов с какой-то определенной точки зрения, и вся истина тут же раскроется перед вами. Сложность заключается лишь в том, чтобы найти эту точку. В данном случае это была лужа масла, оставленная разбитой машиной на проезжей части напротив полицейского участка.
– Лужа масла напротив полицейского участка? – молодой человек от изумления даже остановился. – Это как?
– Очень просто. Увидев из окна эту лужу, я вспомнил, что уже видел нечто подобное в кабинете Яншевского. На паркете, рядом с правой рукой покойного, надеюсь, вы тоже заметили, была лужа масла. Значит, он перед смертью держал масленку, которая, когда он рухнул на пол, выпала из его руки. Судя по количеству вытекшего из нее масла, она пролежала не менее двух часов, прежде чем ее подняли и поставили на подставку. Врач сказал, что убийство произошло около семи часов утра, плюс эти два часа, – получается около девяти часов.
– Здорово! И действительно просто!
– Дальше, ключ… – Гутманис вдруг остановился и протянул руку ладонью вверх. – Дождь. Вот так всегда, стоит только оставить где-нибудь зонтик, как тут же начинает лить, как из ведра.
– Ну, а что дальше?
– Что дальше? Ах, да… От кабинета Яншевского было всего два ключа. Один найден в кармане покойного, а второй торчал в дверях. Не надо быть гением, чтобы догадаться, что ключ в дверях принадлежит Венте Калныне. Вот и все… Почему ты не носишь зонтика? – следователь поднял воротник пальто и засунул руки поглубже в карманы. – Хоть бы эта самодвижущаяся телега была рядом…
Это было забавное зрелище – невысокого роста плотный Карл Гутманис и длинный, худой, с огромным синяком под глазом и слегка прихрамывающий Ивар Блумс шагали, съежившись, под проливным дождем, мимо утопающих в зелени шикарных особняков. Местный юродивый в рваной одежонке еще долго показывал им пальцем вслед и, покатываясь по мокрой мостовой от смеха, размазывал по щекам не то дождь, не то слезы…
Латвия. 1985-86 г.
