На эту докучливую и скрупулёзную работу у него ушло порядка часа. Затем, осторожно сдунув насыпавшиеся на стол опилки, он попробовал сдвинуть выявленную дверцу в сторону. Вначале он толкал её снизу вверх, затем сверху вниз, но всё было напрасно, та не поддавалась.
– А может быть она специально приклеена по периметру? – задал он сам себе вопрос. И сам же на него ответил: – Скорее всего, так оно и есть. Он приблизил иконку к уху и осторожно постучал по её тыльной части пальцем. Перевернул. Постучал по лицевой. Звук был практически неотличим.
– Вот будет фокус, – подумал Илья, – если эта пластинка вставлена сюда просто как конструктивный элемент, так сказать, для усиления конструкции. Судя по звуку, никакой ощутимой пустоты за дощечкой и не имеется.
Он озадаченно отложил икону на стол, и некоторое время внимательно рассматривал её со стороны.
– Срежу-ка я эти боковые закраины к чёртовой матери, – решил он, наконец, – иначе мне никак до внутренней поверхности не добраться.
Резать ему было неприятно, сроду он не испортил не то что иконы, но даже и менее ценной вещи, но делать было нечего, никакого более щадящего способа на ум не приходило. Зажав икону между колен, он выщелкнул большое лезвие ножа, и принялся слой за слоем резать старое, словно окаменевшее от времени дерево.
– Будем надеяться, Бог простит мне за такое святотатство, – подумал майор, – снимая первую длинную стружку. Как-никак я всё же не по личной инициативе это делаю, а по приказу.
Вскоре одна сторона была срезана подчистую, и он заметил, что между основным массивом дерева и дощёчкой всё же наличествует крохотная щель. Илья тут же просунул туда стальное лезвие и мгновенно убедился в том, что та отнюдь не приклеена.
– Замечательно! – прошептал он, чувствуя прилив радости. Стало быть, дощечка не конструктивный и уж тем более не декоративный элемент. Поэтому-то и держится только по краям, на окаменевшем лаке.
С удвоенной энергией майор принялся обтёсывать икону далее, и вскоре подозрительная дощечка со слабым щелчком съехала в сторону. Едва дыша от охватившего его нетерпения, Хромов перевернул её внутренней стороной к глазам. Его ожидания оправдались не то что полностью, но даже и вдвойне. Вся внутренняя часть иконы и прикрывающая её пластина были густо исписаны витиеватыми старославянскими буквами. Поначалу Хромов решил, что они вырисованы тёмно-коричневой краской, но, присмотревшись повнимательнее, установил, что надписи на самом деле выжжены либо увеличительным стеклом, либо раскалённым гвоздём. В запальчивости он схватился было разбирать лежащий перед ним текст, но вскоре понял, что просто так с наскока расшифровку сделать ему не удастся. Даже те буквы, которые ему удавалось понять, никак не складывались в осмысленные слова.
– Да, браток, – с досадой отложил он разобранную икону в сторону, – в лингвистике ты оказался совершеннейшим профаном.
Оставалось одно – срочно скопировать надписи и утром отыскать сведущего в этом вопросе лингвиста. Он сфотографировал испещрённые значками дощечки и убрал изуродованную икону в сейф. Запер его. Опечатал. Направился к двери.
– Минуточку, – остановился он на самом пороге. А вдруг у моего старого приятеля Константина Шадского в его замечательном компьютере заложена возможность перевода старославянского на наш «великий и могучий»? Только бы он задержался на работе, только бы не ушёл.
Однако, набрав нужный номер, он услышал только длинные гудки.
– А вдруг ему тоже мобильник выдали? – мгновенно пришла спасительная мысль.
Илья выхватил из ящика стола совсем недавно распространённый по отделам телефонный справочник и открыл его на нужной странице. Телефон Шадского там, к счастью, значился, и Илья схватился за телефонную трубку.
– Костик, привет! – воскликнул он, едва прозвучал нужный сигнал, – это Илья. Ты сейчас где?
– О-о, пропавший объявился, – устало отозвался тот. Где это тебя столько времени носило? Я, грешным делом, подумал, что ты уже совсем из «органов» уволился. А я сейчас по кольцу тащусь, к дому двигаюсь.
– Вот жалость-то!
– Почему жалость? Жена недавно позвонила, рыбных котлет нажарила.
– Какие там котлеты! – буквально взорвался Хромов. Тут такие дела творятся, а он, видите ли, на котлеты позарился!
– И что за дела? – в голосе Шадского послышалась определённая заинтересованность.
– По телефону не могу, – напустил в голосе пущей секретности майор. Разговор, сам понимаешь, не телефонный. Но если вспомнишь те свитки, что были извлечены из утонувшего броневика…
– Так, так, – уже довольно бодрым голосом поддержал разговор Константин, – и что же?
– Только что мне в руки попало нечто подобное, – загадочно прошептал в трубку Хромов, – но т-с-с, это большой секрет!
– Тогда я еду обратно? – деловито осведомился Шадский. Ты ведь не возражаешь?
– Ни в коем случае, – уверил его Илья и положил трубку.
* * *
С загрузкой текстов в электронный мозг универсального переводчика они справились достаточно быстро, но вот с переводом дело застопорилось даже у столь мощной машины.
– И в самом деле, крутая здесь поставлена тайнопись, – резюмировал майор после очередной неудачной попытки. И чувствую, сегодня нам вряд ли удастся её одолеть.
– Ничего подобного, – упрямо качнул головой Константин, – мы только начали. Слушай, а что если буквы на обеих страницах как-то связаны друг с другом? А? Мы ведь как упёрлись в первую страницу, так и толчёмся на ней в полной неразберихе.
– Что здесь первая, а что вторая страница, это ещё неизвестно, – поддакнул ему Илья, – это ещё большой вопрос. Все буквы, как видишь, одного размера, заглавных не видно. Точек и запятых тоже не наблюдается. Вполне возможно, что поддаётся расшифровке только объединённый текст. Может быть, они специально построчно писали? Строку на самой иконе, строку на крышечке. Или перебирали букву через букву.
– Сейчас проверим твою гипотезу, – забарабанил по клавиатуре Костя, – это мы мигом сделаем. Уж если мы с теми свитками справились, то с этим примитивом, мы и подавно…
Договорить он не успел, поскольку компьютер призывно запищал, и на экране начали слагаться собранные из букв строчки.
– Вот видишь, – буквально расцвёл Шадский, – стоило только подать плодотворную идею, а уж остальное, дело техники!
Едва текст был сверстан, они принялись его читать вместе, хором повторяя увиденное.
«Невиданное дело случилось третьего дня в Бельском уезде, в селе Тропинино, что стоит у начала старого Киреевского тракта. Помещика Хлуева Пантелеймона, младший сын Прохор Хлуев с пономарём местной церкви Фёдором Большаком так же. Они разбирали для починки верхний ярус иконостаса и при разборе второго ряда наткнулись на стеклянный штоф, заткнутый в щель между опорными стойками. Штоф тот был залит сургучом, и они отбили его горлышко. Внутри лежала бумага, вся жёлтая и ломкая. Был показан план местности. Приметы места были им знакомы хорошо. «Синяя» долина от Киреевского тракта на двадцать восьмой версте. Полверсты вниз до низкой гривы, затем повернуть вдоль её на зимний восход от резаной скалы отмерить сто тридцать две сажени. Подумав, что нашли прямое указание на то место, где по преданиям был зарыт клад известного в тех местах разбойника «Кликуши», ибо младший брат того на старости лет работал при церкви ключником, Прохор и Фёдор решили выкопать тот клад. Для чего, подготовив подводу и сославшись на желание охотиться, младший Хлуев выехал на озёрную заимку. Через два дня к нему присоединился и Фд. Бл.
