В качестве доктора Тени он скользнул в гущу карнавала.
Мир грез был мрачен. Стаи диких подростков на бронированных мотоциклах выскакивали из толпы то там, то тут, обращая друг друга и свидетелей в облака пикселей, быстро восстанавливавшие первоначальный вид.
Воображаемые фигуры демонстрировали свои обнаженные прелести в подсвеченных неоном окнах, предлагая восемнадцать разновидностей не защищенного авторским правом сексуального доступа. Множество нео разорили своих родителей, позволив инфо-шлюхам прочесть их штрих-код и задолжав им невероятное количество денег.
Как обычно, все это казалось глупым. Но, как обычно, с этого стоило начать.
Он миновал все предложения секса и скользнул в темные улочки, где прятались осведомители. Информация была здесь как воздух и вода, но ее можно было купить или продать, как и все остальное.
Над сценой загромыхала скороговорка новостей, заставляя дрожать нависающие карнизы и искусно нарисованных призраков. Собачья история разрасталась. Служба безопасности разработала инструкции по избавлению людей от потенциально опасных компаньонов или миньонов. Обитателей воображаемого мира предупреждали, что, если в реальном мире они находятся в одной монаде с собакой, им следует немедленно выйти из Сети и изолировать животное. Замелькали картинки из фильма ужасов: юзеры, для которых путешествие по инфо-миру окончилось перегрызенным горлом.
Бормотание окончилось. Изображение переулков перестало дергаться.
Информаторы кинулись врассыпную. Взмахнув призрачным плащом, он накрыл им ту, которая была ему нужна. Затрепетав, она попыталась высвободиться и благосклонно сдалась, изящно опустившись ему на ладонь.
— Привет, Тинк, — сказал он.
Мультяшная фея подмигнула в знак приветствия.
Поскольку Дж. М. Барри отписал свой гонорар за «Питера Пэна» детской больнице «Грейт-Ормонд-стрит» и Старый Парламент своим актом утвердил за ней право на этот доход навечно, возникла проблема с авторским правом. После Мышиных Войн инфо-мир был очищен от нелицензионных воплощений героев Диснея, но компания Питера Пэна, с крохотными изменениями (утрата логотипа «WMcD»), сумела уцелеть.
В свое время он увидел эту лазейку и оставил ее открытой. Так что Тинкербелл была обязана ему своей вымышленной жизнью.
— Что ты можешь рассказать мне про Семь Звезд?
Фея зажужжала и вспыхнула, будто крохотная фосфорная граната, и попыталась удрать.
— Это мне кое о чем говорит, — сказал он зловещим голосом доктора Тени.
— Есть пророчество, что пришествие Семи Звезд приведет к Коллапсу, — визгливо объявила Тинкербелл.
Версия Армагеддона для инфо-мира. Одна гигантская вилка, вынутая из розетки, и все сжимается в одну гаснущую белую точку. Несмотря на великое множество систем бесперебойного питания, суеверия множились, особенно после падения Ватикана. Слухи о Коллапсе ходили всегда.
— Где я могу найти Семь Звезд?
— Нигде, — проверещала фея. — Они тебя найдут. А после них — уже никто. Никогда.
Тинкербелл превратилась в светящуюся точку и исчезла.
— Но я верю в чудеса, — продекламировал он.
Даже здесь, вдалеке от реальности, он слышал собачью какофонию. Непрерывный лай, пробивающийся сквозь все шумоподавления, и глушители, и звуконепроницаемые экраны, действовал ему на нервы.
— Мама, — сказал он, — два имени. Женевьева Дьедонне. Мимси Маунтмейн.
У Салли, его матери, был рассеянный вид.
Через коммсвязь доносился ужасный собачий шум. Она жила в уединенном провинциальном местечке, где животные играли особую роль.
Но имена попали в точку.
Салли Роудс перестала расхаживать по комнате и остановилась, чтобы считывающее устройство смогло зафиксировать ее изображение. Он настроил проекцию, и ее трехмерный бюст — твердый, телесного цвета — очутился у него на столе.
Она коротко подстриглась и не красила седеющие волосы. Лицо ее было гладким без всяких подтяжек кожи. Она сложила губы для поцелуя, и он коснулся своими губами трехмерной проекции на столе. Оба засмеялись.
Потом мать кивнула ему, чтобы он сел.
— Когда-то я пыталась найти Мимси Маунтмейн для ее матери. И кое для кого еще. Ее мать была убита прежде, чем я смогла чего-нибудь добиться. Мне дали отбой. Дело закрыто. Насколько мне известно, эта окаянная девица больше никогда нигде не появлялась.
— А Женевьева?
— Она была частью долгой истории. И тоже искала Мимси.
— И все еще ищет. По крайней мере, кто-то под ее именем. На самом деле, это ведь не может быть та самая женщина?
— Блондинка, на вид около шестнадцати, легкий французский акцент, прячется от солнца, одета в старинном стиле?
— Похоже, это она.
— Если так, передавай ей привет. Это дело еще не закончено. Жаль, что я в нем не участвую.
— И я тоже.
— Чепуха. Ты должен быть сам по себе.
— Как вы встретились с Женевьевой?
— Она заговорила со мной. На Пэлл-Мэлл.
Мама произнесла это на старый лад.
— Ясно, — сказал он.
— Я искала нечто, именуемое клубом «Диоген». Они уже прекратили деятельность, но имели отношение к тому, что было связано с Мимси Маунтмейн. Это уходило в глубь времен.
— Клуб «Диоген»?
— Точно. Нил раскопал кое-какую ерунду про него. Как обычно, ничего полезного.
Джером был заинтересован. Он попрощался.
— И себе тоже передавай мой привет, — сказала мама.
— Ладно. А ты себе — мой.
Они снова поцеловались и отключили связь.
Снаружи слышалась стрельба. Не перестрелка, какие случались около трех лет назад, во время последней из Религиозных Войн. На этот раз это была череда одиночных выстрелов.
Джером повернул окно и осмотрел Аппер-стрит. Люди в защитных костюмах расправлялись с собаками. Они использовали стреляющие шприцы, одна доза в основание черепа. За ними следовала уборочная команда, собиравшая трупы. За множеством собак тащились поводки, и на всех были радиоуправляемые ошейники. Какие-то деперсонифицированные типы донимали служащих по борьбе с болезнями животных. Собачья эпидемия набирала ход, как будто неслышный людям звук становился все более пронзительным, сводящим с ума. Начинали волноваться и другие виды животных, способные воспринимать звуки той же частоты, что и представители псовых.
Повсюду висели предупреждения — не приближаться и не пытаться приютить пораженных болезнью собак. В огромном количестве подборок «интересных историй из жизни» было полно предостерегающих рассказов про детей, растерзанных обожаемыми домашними питомцами. Клинически слепые люди, имеющие мыслесвязь со своими собаками-поводырями, сообщали, что у них в голове звенит от звука, и отметки цензуры на этих сообщениях наводили на мысль о том, что многие из этих слепых бедняг сами стали опасными и их следовало расценивать как членов уличных банд.
