— Пам! — закричал он в отчаянии. — Элен! Отзовитесь! Пожалуйста!
И почему-то добавил:
— Я не хочу играть в эту игру!
Он знал, что не нужно уходить с поляны, потому что, если Пам с девочкой (или кем Элен была в эту минуту?) находились рядом, они станут его искать, могут разминуться, но все равно оставаться здесь было выше его сил, и Себастьян погрузился в сумрак леса, где сосны стояли так тесно, что касались друг друга ветвями.
— Пам! Элен!
Они не могли исчезнуть.
— Басс!
Кто-то позвал его? Себастьян остановился, ухватившись рукой за низкую ветку сосны.
— Басс, ты где?
— Папа!
Голоса доносились с поляны, которую Себастьян только что покинул, и он побежал назад, споткнулся о поваленное дерево и упал, вытянув руки, ударился о мягкую землю ладонями, содрав в кровь кожу, две руки помогли ему подняться, одна большая рука, другая маленькая, Памела и Элен, где же вы были, черт возьми, почему вы от меня прятались, это нечестно, это…
— Не говори глупостей, — сказала Памела. — Никто не думал прятаться. Ты ведешь себя, как ребенок — закрываешь глаза, считаешь вслух, а потом бежишь куда-то…
— Папа играет с нами в прятки, — сказала Элен, критически глядя на заляпанные грязью брюки Себастьяна.
— Элен, милая, — пробормотал Себастьян и поднял девочку на руки. — Ты только не волнуйся, пожалуйста.
— Я и не волнуюсь, — объявила Элен, болтая ногами. — Я хочу пить. И сэндвич.
— Я оставил баул в машине, — сказал Себастьян.
— Что с тобой сегодня? — возмутилась Памела. — Я помню, ты вытащил мешок из багажника и поставил под сосной, прежде чем отогнал машину… не знаю куда. Да вот же он стоит!
Баул действительно стоял под сосной, но так, что увидеть его с поляны было невозможно, вот Себастьян и…
Нет. Он точно помнил, что не вынимал баул из багажника. Он вообще о нем забыл. И Элен с Памелой не было на поляне, когда он открыл глаза — не было, и пусть они утверждают, что хотят, не было их, и все.
Может, и Годзилла ему почудился?
Памела расстелила на траве бумажную скатерть, раскрыла пакет с сэндвичами, а Себастьян, усевшись рядом с Элен, положил руку ей на колено и спросил тихо:
— Послушай, мы играли, верно? Ты была Годзиллой…
Элен подняла на Себастьяна удивленный взгляд.
— Я? — сказала она. — Я никогда не бываю Годзиллой, когда мы с тобой играем. Годзиллой бываешь ты, забыл, что ли?
— Но сейчас, недавно…
— Басс, — резко сказала Памела, — оставь Элен в покое.
— Хорошо, — пробормотал Себастьян, глядя на жену: она действительно вела себя так, будто ничего странного и страшного не происходило, обычный пикник, только не очень близко от дома, вот, держи, это с сосиской, как ты любишь, и возьми кетчуп, а тебе, детка, с яйцом, твой любимый…
— Я тоже хочу кетчуп, как папа, — попросила Элен. — И колу.
Они сидели на траве, ели сэндвичи, запивали колой, в лесу было так тихо, что слышно было, как шуршали шины автомобилей на шоссе, до которого отсюда было не меньше трехсот ярдов. Себастьян ничего не спрашивал, ему нужно было сначала подумать. Он привык верить своим ощущениям. Ощущения и память о них создают мир, и если ощущения говорят одно, память другое, а люди, тебя окружающие, утверждают третье…
Значит, либо ты сошел с ума, либо с ума сошел мир…
Стресс. Он ведь тоже в тот момент был в состоянии стресса. Закрыл глаза и… Оказался в другом мире? Там, где он, Себастьян Флетчер, находился в лесу один? Как такое возможно?
А как возможно, чтобы трехлетняя девочка превращалась в выдуманное ею же страшилище, а потом совершенно об этом не помнила?
Когда с едой было покончено, Памела сложила мусор в полиэтиленовый мешок и сказала:
— Элен, давай выроем ямку и закопаем.
— И вырастет мешочное дерево? — оживилась девочка. — Большое-большое?
— Ну нет, — улыбнулась Памела, — мешки на деревьях не растут. Это не яблоки. Мешки делают на фабриках, а старые и использованные надо выбрасывать в урну, но здесь их выбросить некуда, поэтому давай выкопаем ямку и…
— Давай, — согласилась Элен и принялась ковырять одноразовой вилкой сухую почву. — Только я сама видела, как пакеты растут на дереве. Маленькое такое, не выше меня. Куст, наверно. А яблоки на деревьях не растут, они в таких бутылочках получаются… или в баночках… Я видела…
— По телевизору? — сказал Себастьян. — Анимационные фильмы должны развивать у детей фантазию, а на самом деле…
— Совсем не по телевизору, — обиженно прервала Элен. — У меня была такая баночка… яблоко там было недозрелое, и ты сказал, что оно созреет через две недели, если воду менять. А если не менять, то сгниет.
— Я сказал? — удивился Себастян. — Дорогая, я не мог сказать тебе подобной чепу…
— Басс, — вмешалась Памела, — думай, что говоришь!
— Да-да, — поспешно согласился Себастьян. — А пакеты действительно растут на дереве?
— Конечно, — снисходительно улыбнулась Элен, продолжая копать. Себастьян помог, и вскоре, положив мешок с мусором на дно ямки, они забросали ее землей. Элен стала выдирать травинки из-под дерева и втыкать их в получившийся земляной холмик, но травинки падали, девочка сосредоточенно пыталась их выпрямить, а Себастьян подошел к сидевшей с безучастным видом Памеле и сказал тихо:
— Ты думаешь, она видела деревья, на которых…
— Я не знаю, что она могла видеть, — сказала Памела. — И что она видит сейчас, не знаю тоже. И что слышит. Позови ее — ты думаешь, она отзовется сразу?
— Все дети, когда играют, становятся такими сосредоточенными…
— Да? А может, все дети, когда играют, действительно видят другой мир и слышат не то, что происходит здесь?
— Чепуха, — пробормотал Себастьян. — Ты тоже была ребенком. И я. Не помню, чтобы я видел что-то еще, кроме нашего двора с голубятней, а когда мы с Сэмом играли в корабли пиратов, нам и в голову не приходило, что корабли настоящие, а пираты могут зарубить нас абордажными саблями. Это были обычные деревяшки, и только наша фантазия…
— А если бы кто-нибудь, как твой Форестер, в это время снимал тебя камерой со скоростью шестьдесят тысяч кадров в секунду…
— Ничего бы у него не получилось, — с некоторым напряжением рассмеялся Себастьян. — Я слишком быстро бегал.
Со стороны дороги послышался двойной автомобильный сигнал, повторившийся через несколько секунд.
— Наверно, это Форестер, — сказал Себастьян. — Пойду проверю.
Он не стал выходить из подлеска, выглянул из-за дерева — это действительно был Форестер, он сидел за рулем, беспокойно глядя по сторонам, и, похоже, не знал, что предпринять, если окажется, что он ошибся и приехал не туда, куда было нужно.
